Екатерина Вильмонт - Путешествие оптимистки, или Все бабы дуры

– Стас, какой ты бестактный, – одернула его Вавочка, с любопытством глядевшая на Марата. Она ведь ничего не знала ни о нем, ни о том даже, что у меня родилась дочка. К тому времени мы с нею уже не встречались. А Стас одно время примыкал к нашей халястре и конечно же слышал про роман века.

– Мама, почему вы не взяли ни кофе, ни бутерброды? А как тебе Мертвое море? – накинулась на меня с вопросами Дашка.

– Да мы туда не ездили, завтра утром поедем.

– Почему?

– Папа твой решил задержаться на два дня и поехал менять билет.

– Вот здорово! До чего ж я рада! А где же вы были?

– В Национальном парке.

– На сафари?

– Нет, там было закрыто, просто погуляли по парку, покатались на водном велосипеде.

– Вы голодные?

– Нет, мы питы наелись.

– Фу!

– Ничего не «фу»! Очень даже вкусно! Правда, Марат?

Он посмотрел на меня, и в этом взгляде было столько любви, что Дашка сразу это приметила и тут же глянула на меня, надеясь, что уж на моей-то физиономии она все прочитает. Но не тут-то было. Я быстро отвернулась и ушла в ванную. Потом кто-то предложил сыграть в карты. Дашка, Марат, Вавочка и Стас решили расписать пульку. Даня спросил, не помешает ли нам, если он немного позанимается. Таким образом, я вдруг осталась ни при чем. Что ж, тем лучше, пойду немного полежу.

– Мамуля, ты не обижаешься? Мы можем и не играть!

– Да, Кирочка, если ты против…

– Играйте на здоровье, а я полежу, что-то ноги устали…

Я пошла к себе, прилегла и мгновенно уснула. Проснулась я оттого, что кто-то тряс меня за плечо.

– Мама! Мама! Вставай скорее! Алевтина звонит!

Я вскочила как ужаленная. Не дай бог у Алевтины что-то стряслось! С чего бы ей звонить в будний день?

– Алло! Аля! Что случилось?

– У меня-то ничего, а вот что с тобой?

– А что со мной? – ошалело спросила я, еще не окончательно проснувшись.

– Мне вчера ночью позвонила Любка. Ты что там вытворяешь? Любка в ужасе, говорит, ты совсем свихнулась, шляешься по ночам с этим старым паршивцем, наплевала на хорошего человека, глаза, говорит, полубезумные, горят, как у кошки, вид неприличный, – короче говоря, тебя надо спасать. А как тебя, дурищу, спасать на таком расстоянии, скажи на милость? Я вот на работе осталась, звоню за счет родной организации, чтобы мозги тебе вправить. Ты чего молчишь?

– А ты мне не даешь слова вставить.

– Вставляй, если можешь. Или, скажешь, Любка врет?

Интересно, как я буду ей что-то объяснять в присутствии всей компании? К счастью, шнур у телефона был достаточно длинный, и я ушла с ним к себе.

– Ты чего там затихла?

– Я перешла в другую комнату, теперь могу говорить.

– Давай говори!

– Аленька, я так счастлива!

– Господи, Кирюшка, но ведь это плохо кончится!

– Нет, это просто кончится, ни хорошо ни плохо, кончится, и все. Через неделю он уедет – и баста! Ты не представляешь, какой дивный день я прожила сегодня, и не хочу, не могу ни о чем думать, я люблю его, и он меня любит…

– Ясный перец! (Алевтина обожает молодежный жаргон.) Любовь до гроба, дураки оба! Он, конечно, уже тебе с три короба наплел – разведется, женится, удочерит Дарью?

– Вообще-то да.

– И ты, коровища, поверила?

– А вот ничуточки.

– Тогда в чем дело?

– В любви.

– Опять двадцать пять. А что с этим Котей?

– С Котей? А что с Котей? Я его люблю.

– Час от часу не легче!

– Пойми, Аля, Котя – это еще будущая любовь, там все неизвестно. А Марат – прошлая, тут, наоборот, все известно, и от этого, может, еще слаще. Я не могу, я схожу с ума, я умираю от одного его прикосновения.

– И все-таки собираешься с ним расстаться?

– Да, я за эту неделю проживу все, что не прожила тогда, а он все равно неизбежно слиняет. И мне от этой уверенности даже легче.

– Что-то ты парадоксами заговорила. Делай, конечно, как знаешь, только смотри потом не рви на себе волосенки.

– Я и делаю это, чтобы потом не рвать на себе волосенки. Алька, подумай, встретить человека, о котором столько лет мечтала, и отказаться от такого счастья? Разве я могу?

– Ну, подруга, ты просто бредишь, говорить с тобой бесполезно, и зря тратить деньги родной организации я не намерена. Резюмирую – все не так уж плохо. У тебя буйное помешательство, а это как раз излечимо! Ну, пока, да, кстати, ты когда прилетаешь?

– В ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое.

– Тебя встречать?

– Не надо, меня Марат встретит.

– Ах вот как, интересное кино! Пока, подруга, целую.

– Пока!

Так, подруги подняли международный переполох. Я вышла в столовую. Они все еще играли, а Даня в спальне терзал виолончель.

– Ну раз вы меня бросили, – сказала я, – схожу-ка я к Любе.

Они были так заняты игрой, что не обратили внимания на мои слова, только Марат вскинул на меня удивленные глаза, но ничего не сказал. Я позвонила Любе. Ее не оказалось дома. Так, чем же заняться? Я взяла альбом и попыталась нарисовать жанровую картинку – игра в преферанс. С этим я справилась довольно быстро. А теперь хорошо бы набросать портрет Марата, но, едва я взялась за него, они кончили играть.

– Все, хватит, – решительно сказал Марат.

– Да, уж если мама вечером взялась за альбом, значит, она не знает, куда себя девать, и ничего хорошего все равно не нарисует, – со знанием дела сказала Дашка. – Прости, мамуля, но я так давно не играла! А сейчас давайте пить чай!

Мы долго чаевничали, болтали, было очень уютно и мило.

– Мам, а чего Аля опять звонила?

– Да ничего особенного, спрашивает, можно ли давать Жукентию сырую рыбу.

– А кто такой Жукентий? – заинтересовался Марат.

– Это мой кот, я ужасно по нему скучаю, даже руки тоскуют, так хочется его тиснуть.

– Он у тебя пушистый?

– Слегка. Он черно-белый, не очень крупный, а душа…

Дашка рассмеялась:

– Мама так его обожает, что я даже иногда ревную. А душа у него и правда удивительная – когда мы с мамой, бывало, ругались, он начинал метаться между нами, мяукать, как будто говорил: «Перестаньте ссориться!» – и это было так смешно, что мы сразу мирились. Если мама иногда плакала, он ей слезы слизывал, а когда она чихала, он бежал из любого конца квартиры с громким мявом, словно говорил: «Будь здорова!» Я могла чихать до второго пришествия – ноль внимания, а мама тихонько чихнет – и он уже мчится к ней. Мама его во дворе нашла, принесла домой, он был маленький и весь в блохах. Она его положила на письменный стол и стала выбирать у него блох, тогда еще никаких этих средств не было. Так потом он бегал за ней и показывал, где у него блоха.

– Это как же? – удивилась Вавочка.

– Он бежит за ней и кричит, старается привлечь внимание. Мама спрашивает: «Жукочка, что такое?» А он ложится, например, на спинку, лапку переднюю поднимает, а под мышкой у него блоха сидит.