Сергей Кузнецов - Калейдоскоп. Расходные материалы

Душным летним днем 1931 года Генри стоял в тени платана на авеню Жоффе и смотрел, как мимо течет поток пешеходов и рикш. Проезжали американские автомобили, пробежал в своей остроугольной шляпе китайский разносчик. Громко говоря по-французски, прошли две девицы с кружевными парасольками, и Генри попытался представить их голыми, с раздвинутыми ногами, на широченной кровати или, наоборот, слившихся в слюнявом поцелуе.

Он выплюнул окурок на мостовую и вполголоса выругался. Черт его дернул отправиться во французский квартал, когда в кармане ни цента, в животе пусто, в штанах – чудовищна эрекция. Лучше бы он пошел в китайскую часть Шанхая, где жалкие прогнившие постройки заваливаются друг на друга, точно в утробном объятии. Китайцы щурятся, словно не могут разлепить свои узкие глазки. От стен струится вонь прогорклого бобового масла, в лучшем случае – сладковатый запах опиума. Вот оно, настоящее убожество, свалка человеческих отбросов!

В прежние времена в Нью-Йорке около Юнион-сквер или в районе босяцкой Бауэри Генри привлекали десятицентовые кунсткамеры, где были выставлены гипсовые слепки различных органов, изъеденных венерическими болезнями. Он часто вспоминал об этом в Шанхае: вот он, великий город, огромный заразный больной, разбросавшийся по постели.

Красивые улицы выглядят не так отвратительно только потому, что из них выкачали гной. Полицейский-сикх в тюрбане машет руками на перекрестке, каменные львы дремлют у ворот биржи, маленькая нищенка пристает к иностранцам: «Нет мама, нет папа, нет еда, нет чоу мэнь, нет виски-сода».

При мысли о еде сводит желудок. Ну, ничего, главное – дотянуть до вечера: Филис обещала познакомить в «Маджестике» с богатым англичанином, который от нее без ума.

– Ты представить себе не можешь, дорогуша, он чистый ангел. Мы заметили друг друга на ипподроме, два дня назад. Мы встречаемся каждый вечер, ты не поверишь. Он говорит, что всегда хотел встречаться с американкой, потому что американки в сексе – то же самое, что «роллс-ройс» для автомобилей. Ты представляешь, дорогуша? Он сравнил меня с «роллс-ройсом». И еще с вазой, как ее, миньской вазой. То же самое, что «роллс-ройс» для автомобилей и миньские вазы для фарфора. Ты не знаешь, что такое минская ваза?

– Древняя ваза династии Мин, – ответил Генри, – дорогая чудовищно.

– Вот и я тоже – чудовищно дорогая, – рассмеялась Филис. – Видишь, какие туфли Альберт купил мне на Нанкин – роуд?

И Филис перекинула ногу через ручку кресла, демонстрируя Генри лаковую туфлю на высоком каблуке и заодно – черно-белый узор своих чулок.

– Дорогуша, он сказочно богат и без ума от меня. Пока он в Шанхае, мы не будем знать никаких забот! Кроме того, он может познакомить меня с импресарио!

Значит, «Маджестик», напоминает себе Генри. Вот и хорошо.

Альберт заказал три «джин слинга», они выпили за знакомство. По лакированному полу танцзала скользили пары, мужские руки обхватывали девушек, женские ноги мелькали в разрезе ципао, груди вздымались в декольте бальных платьев. Русский оркестр играл фокстроты и вальсы. Две дюжины такси-дансерз сидели на стульях вокруг танцпола, ожидая клиентов.

– Ты знаешь, милый, что это – историческое место? – сказала Филис. – Здесь Чан Кайши женился на своей мадам.

– Я думал, они должны были жениться в каком-нибудь храме. Буддийском или конфуцианском, кто они там? – удивился Альберт.

Альберт оказался широкоплечим светловолосым крепышом, с удивительным сочетанием волевого британского подбородка, по-детски припухлых губ и доверчивого взгляда карих глаз. Он прибыл в Шанхай неделю назад, остановился в «Астор-хаусе» и во всем городе не знал ни единой души, кроме Филис и своего полубезумного дяди, полковника Чарльза Девиса.

– Они христиане, – сказал Генри, – Чан Кайши и мадам Сун. Но об этом предпочитают не слишком распространяться. Церемония была у них дома, а здесь вечеринка. Полторы тысячи гостей, что ли. Оркестр Уайти Смита из Сан-Франциско. Here Comes the Bride, Always, A Love Nest – не хуже, чем у вас в Лондоне.

– Вы там были? – спросил Альберт.

– Да, – кивнул Генри, – я как раз приехал из Нью-Йорка.

Это было почти правдой: Генри в самом деле приехал в Шанхай четыре года назад, но ни на какую свадьбу генералиссимуса его, конечно, не звали. Впрочем, достаточно было открыть любую газету, чтобы узнать детали.

– У нас пишут, что Чан Кайши – националист, – сказал Альберт. – Я думал, он должен выступать против западных влияний, как боксеры когда-то.

– Ерунда, – сказал Генри, – Чан – современный националист. Это значит, что он хочет сделать Китай таким же, как Америка. Китай меняется, приятель, – ты только посмотри вокруг.

Альберт послушно огляделся: колонны подпирали полукруглый псевдоклассический свод, у дальней стены уменьшенная копия такого же свода раковиной охватывала оркестр. В нишах второго яруса стояли слепки античных статуй, беломраморных, как и фонтан в центре зала.

– Пойдем танцевать, милый, – сказала Филис. – Шанхай – чудовищный город. Одинокой девушке негде провести время: мужчины танцуют только с хостесс.

Альберт и Филис присоединились к танцующим, Генри заказал стейк и еще три коктейля: было уже понятно, что Альберт платит за все – за еду, напитки и танцевальные билеты, купленные при входе.

– Милый, ты, конечно, будешь танцевать только со мной, – сказала Филис, – но не купить билетик – это дурной тон.

Генри взял три билета и выбрал высокую молодую блондинку: ее вырез приходился как раз на уровень его очков. Двигаясь по блестящему полу, он вдыхал запах теплого женского тела и жалел, что хостесс из «Маджестика» слишком дороги для него: они строили из себя настоящих дам и вовсе не с каждым соглашались отправиться в постель, в отличие от девчонок с улицы Чжу Бао-сан, она же – «кровавый переулок», грошовых шлюх из Транше́й, печально знаменитых кварталов Хункоу.

Танец закончился, Альберт и Филис вернулись за столик.

– Что вы делаете в Шанхае? – спросил Генри.

– Не знаю, – пожал плечами Альберт. – После Оксфорда решил попутешествовать по миру. И вот здесь подзадержался немного…

– Я журналист, – ответил Генри. – Писал для нью-йоркских газет, но после кризиса… короче, работы нет нигде, а жизнь тут дешевле, чем в Нью-Йорке.

– Альберт, милый, меня можешь даже не спрашивать, – сказала Филис. – Я тоже просто так прожигаю здесь свою юную жизнь… приплыла из Сан-Франциско, там така-а-ая скука! Денег пока хватает, но, если что, я всегда могу устроиться продавщицей в каком-нибудь магазине на Нанкин-роуд. У меня есть опыт, да!