Олег Зайончковский - Петрович

Впрочем, что толку теперь было кашлять и возмущаться. Тетя Таня покрыла кружева своей ночнушки шелковым трауром халата, затем с коленным хрустом поднялась с кровати, запахнулась, подвязалась пояском с кисточками на концах и отправилась совершать необходимые утренние ритуалы. Наперекор своей досаде, умывалась тетя энергично, по-мужски фыркая, а после громко била себя по щекам. Вышла из ванной она взбодренная, решительная, как всегда. Она даже сделала несколько шагов в сторону комнаты племянника, но… внезапно остановилась, словно натолкнулась на невидимую преграду. Тетя Таня раздумывала несколько мгновений, потом махнула рукой и, круто развернувшись, пошла на кухню. Здесь она волевым движением распахнула холодильник, отчего тот содрогнулся и сердито забормотал. Пошевелив пальцами, тетя выбрала два яйца из восьми, словно боеголовки, торчавших в дверной кассете. Затем она разожгла плиту и, поставив греться сковородку, включила настенный репродуктор.

— Передаем сигналы точного времени, — сказало радио и запикало.

Тетя Таня взяла яйцо и занесла ножик…

— Союз нерушимый… — грянуло радио.

Тетя ударила по яйцу и… кокнула его пополам.

— Этого мне только не хватало! — воскликнула она в сердцах.

О, сколько врагов себе нажил старый глупый СССР этой ежеутренней трансляцией гимна. Сколько теплых голых тел, сплетенных в собственных нежнейших союзах, содрогались в постелях при первых его раскатах… И только Петрович с Вероникой спали сегодня так крепко, что ничего не слышали. Они спали и спали, покуда не взрезался горизонт за московскими домами и, лопнув, не залил небо и окна свежим золотистым соком.