Екатерина Вильмонт - Путешествие оптимистки, или Все бабы дуры

– За что?

– За то, что ты не привыкла спать вдвоем!

– Какой ты у меня глупый, Котя!

Между тем Шац начал петь под гитару. Любка сидела мрачная. Пение это и впрямь было малоусладительно. Песни скучные, немузыкальные, да и не песни вовсе, а вполне серьезные плохие стихи на музыку Шаца.

– Кузя, пошли лучше потанцуем с молодежью! – шепотом предложил Котя.

– Неудобно как-то, и Любку жалко!

– Тогда подожди!

Едва Боря кончил очередную песню и собрался уже запеть следующую, как Котя обратился к нему:

– Слушай, друг, дай-ка гитару!

– Зачем? – опешил Боря.

– Мне тоже чего-то попеть захотелось.

Он взял гитару из рук обескураженного Шаца и стал перебирать струны, потом немного подтянул колки и заиграл. Он играл по-настоящему, умело и страстно. На эти звуки сразу сбежались все. Ай да Котя! Потом он сел напротив меня и запел «Живет моя отрада». Душа моя наполнилась восторгом – пение всегда очень действует на меня. Голоса у него не было, но пел он чудесно, музыкально, с удивительным чувством стиля – именно так, как надо петь в компании. И не сводил с меня глаз.

– Мадам, заказывайте музыку!

– Нет, пой что хочешь!

А про себя я загадала – если он споет «Не уходи, побудь со мною», то я выйду за него во что бы то ни стало.

Он пел один романс за другим, но это было не то. Значит, не судьба, подумала я, и тут же взгляд мой упал на Марата. Он сидел мрачный, постаревший, погруженный в какие-то невеселые мысли, но, поймав мой взгляд, вдруг улыбнулся, приосанился, сверкнул синевой глаз…

– «Как глаза сияют, ласково маня, не меня встречают, ищут не меня…» – пел Котя.

Опять я рвалась на части – восхищение Котей и жалость к Марату.

– Ну, теперь последний романс, мой любимый, и все! «Не уходи, побудь со мною, я так давно тебя люблю…»

Боже мой, как он угадал? Меня опять захлестнуло восторгом.

Едва он допел и вернул гитару Шацу, как Дашка закричала:

– К столу, к столу!

Все с удовольствием вернулись к столу и снова принялись за еду.

– Кирка, и почему я на тебе не женился? – проорал Стас. – Надо же, упустить такую классную бабу! Вавочка, не ревнуй, это так, ностальгические мотивы!

– Чего ж мне ревновать, я ведь вижу, Кире совсем не до тебя, – не без яда заметила Вавочка.

– Кирюшка, выйдем на кухню, – шепнула мне вдруг Люба.

– Пошли.

– Знаешь, кажется, Дашка с Маратом уже объяснились.

– Когда? Они, по-моему, все время были у меня на глазах, а я ничего такого не заметила.

– Да был момент, они сидели рядом, он ей что-то очень горячо объяснял, она была вся красная, а потом вдруг обняла его и поцеловала. Он тоже ее поцеловал, потом они что-то сказали друг другу и разошлись в разные стороны.

Так, папа с дочкой обрели друг друга. Интересно, надолго ли? А как поведет себя Даша в отношении Коти? И что будет делать Марат? Оба обещали мне молчать и все-таки не выдержали, улучили момент… Боже, как я устала! Мне вдруг страстно захотелось домой, в свою одинокую квартиру, на диван к Жукентию и Мейсону Кепвеллу.

– Кирка, что с тобой, ты чего так позеленела?

– Ох, Любашка, родненькая, я так чего-то устала. Ты же знаешь, я совсем не привыкла жить в вихре вальса…

– Кирюшка, соберись, я все понимаю, ты на части рвешься, да? Знаешь что, гони-ка ты в шею всех мужиков, давай мы с тобой вдвоем куда-нибудь закатимся, хоть потреплемся по-человечески, а то вон уж сколько ты здесь, а мы толком и не поговорили.

– Ох, хорошо бы…

– Мама, тетя Люба, вы чего тут шушукаетесь? Мам, я уже убираю со стола, мы как, сразу все подадим – чай, кофе, сладкое и мороженое? Или нет?

– Я думаю, сразу, чего лишнюю суету разводить. Поставим все на стол, и пусть каждый берет что хочет. Я ставлю чайники, а ты там спроси, кому чаю, кому кофе.

– Да Лизке скажи, пусть оторвет задницу от стула! – напутствовала ее Люба.

– Она и так уже тарелки собирает! – доложила Дашка.

И правда, в кухню вплыла Лиза с большой стопкой грязных тарелок. А за нею Вавочка и Маня, Дашина подружка по ульпану.

Они принялись сразу же мыть посуду.

– Вавочка, зачем, мы бы и сами помыли.

– Понимаешь, Мурашка, мне всегда как-то совестно – люди трудились, готовили, накрывали, а мы пришли, сожрали все, разгромили и до свидания. Поэтому я всегда стараюсь хоть часть посуды помыть!

– Ты истинная христианка, Вавочка!

– Да, знаешь, Кира, я тут приняла православие.

Или я сошла с ума, или все кругом с ума посходили? Надо было уехать из России в Германию, потом перебраться в Израиль, хотя большинство делает как раз наоборот, чтобы принять православие?

Пока христианка Вавочка с Маней мыли посуду, мы с Любкой заварили чай, кофе, приготовили чашки, блюдца и вазочки для мороженого.

– Кирка, доставай мороженое, а то будет слишком твердым, – деловито распорядилась Любка.

Я достала из морозилки Маратову шляпную картонку, развязала изящный бант, сняла крышку и…

На огромном, ослепительно красивом торте большими кремовыми буквами было выведено: «Она соперниц не имела!»

Мы с Любкой очумело уставились на эту красоту, переглянулись и покатились со смеху. Мы были близки к истерике, мы выли, стонали, держались за животы и чуть не падали с ног.

– Кирка, – рыдала Любка, – какой болван это принес?

– Марат, – еле выговорила я.

В кухню влетела Дашка.

– Что это с вами, тетки? Чего вы ржете?

Любка только тыкала пальцем в торт и хрипло завывала.

Дашка глянула, свела брови, словно что-то припоминая, и рухнула на стул.

– Мама, это он принес? Да? – сквозь смех проговорила она.

– Да!

– Мама, но он же не нарочно!

Тут на кухню заглянул Котя, увидел надпись на торте и сквозь зубы произнес:

– Одно слово – козел!

Дашка хотела было обидеться за новоявленного папочку, но чувство юмора взяло верх, она икнула и залилась хохотом.

– Вот что, девочки, смех смехом, а подавать на стол это нельзя, – заявил разумный Котя. – Во-первых, его же все осмеют, хотя понятно, что намерения были самые благие и даже лестные для Кузи. Не волнуйтесь, я сейчас вмиг уберу это архитектурное излишество.

В самом деле, он ловко срезал кружок с надписью, образовавшуюся плоскость взрыхлил ложкой и спросил:

– Шоколад есть?

– Есть.

– Давай сюда. И еще крупную терку.

– Поняла!

Через минуту торт имел вполне приличный вид.

– Теперь можно и подавать!

Котя торжественно внес торт в столовую. Марат сидел с довольным видом. Бедолага! Котя осторожно поставил торт на стол, как бы приглашая присутствующих полюбоваться им. Торт и в самом деле был удивительно красив. И вдруг у Марата удивленно поднялись брови.

– Налетайте! – сказал Котя.

Лиза принялась раскладывать мороженое по вазочкам, и вскоре все уже наслаждались мороженым Семена. Все, кроме меня. Я была им сыта до гробовой доски. Когда за столом воцарилась благоговейная тишина, Котя вдруг довольно бесцеремонно взял гитару из рук Шаца и пропел: