Тони Магуайр - Только не говори маме. История одного предательства

Дома мама радостно объявила о том, что нашла работу и что отец на две недели уезжает в Северную Ирландию, чтобы навестить своих родителей и забрать Джуди. Вскоре я узнала, что мне предстоит сдавать экзамен 11+, к чему я была совершенно не готова. Учителя дали мне дополнительное домашнее задание, чтобы я могла догнать английский учебный план, но, имея в запасе так мало времени на подготовку, я понимала, что предстоят бессонные ночи.

Притом что отец безразлично относился к моему образованию, мама определенно хотела, чтобы я успешно сдала экзамен. Учителя были уверены в моих знаниях, чего нельзя было сказать обо мне. Все две недели я пребывала в смятении, испытывая радость в предвкушении возвращения Джуди и в то же время ужас от надвигающегося экзамена.

Оба события практически совпали. Сначала привезли Джуди, которая, увидев меня, задрожала от радости. Хотя теперь у нее не было ни лесов, ни полей, где можно было бы охотиться на кроликов, она очень быстро привыкла к городской жизни и прогулкам на поводке, которые я устраивала ей три раза в день.

Я скучала по старой школе и жизни в Кулдараге. Казалось, Джуди адаптировалась к новой обстановке гораздо быстрее, чем я.

Следом наступил день страшного экзамена; в полной тишине новым ученикам были розданы экзаменационные листы. Все мы понимали, насколько важен этот день. Я была уверена в том, что два задания сделала правильно, но насчет арифметики у меня были большие сомнения. Я подняла голову и в растерянности посмотрела на стоявшую рядом учительницу, которая разглядывала мои ответы, но молчала.

Когда прозвенел звонок и работы были сданы, меня охватило отчаяние. Я знала, что, если провалюсь, меня не переведут в среднюю школу и придется вечно торчать в старших классах этой.

Несколько недель, пока ждали результатов экзаменов, отца я почти не видела, казалось, он сутками пропадал на работе; во всяком случае, так говорила мама. Из школы я сразу шла домой, помогала маме по хозяйству, потом садилась за уроки.

А затем отец поменял свой график и вместо дневной смены стал работать по ночам. И в это же время мама вышла на работу. Поскольку в офис, где она работала, приходилось добираться на автобусе, а моя школа находилась в нескольких минутах ходьбы от дома, мама выходила раньше меня.

В первое же утро нашего нового распорядка я быстро позавтракала, пока на плите грелась кастрюля с водой для утреннего туалета, которую мне предстояло отнести наверх в свою спальню. Поскольку мою комнату отделяла от родительской спальни лишь крохотная лестничная площадка, я старалась подниматься по ступенькам как мышка, чтобы не разбудить отца, который отсыпался после ночной смены.

Я вылила воду в старый керамический таз, сняла ночную сорочку и, вооружившись мочалкой, намылилась, впервые заметив в зеркале, что мое тело начинает меняться. На некогда плоской груди появились набухшие бугорки. Не отрывая взгляда от зеркала, я потрогала их руками, не уверенная в том, что мне нравятся эти перемены. И тут я увидела еще одно отражение.

Мой отец, в пропотевшей пижамной куртке и трусах, сидел на корточках возле моей двери, которая, должно быть, бесшумно открылась. Он улыбался, молча наблюдая за мной. Я почувствовала, как страх судорогой пробежал по моему телу, и попыталась схватить полотенце, чтобы прикрыться.

— Нет, Антуанетта, — сказал он, — я хочу смотреть на тебя. Повернись.

Я сделала так, как он велел.

— Теперь мойся, — приказал он.

Послушно выполняя его команду, я чувствовала, как мое лицо заливает горячей волной стыда. Потом он поднялся, подошел ко мне и развернул меня лицом к зеркалу.

— Смотри в зеркало, Антуанетта, — прошептал он.

Одной рукой гладя мои маленькие груди, он хрипло дышал мне прямо в ухо, а в это время его другая рука скользнула вниз. Потом он отпустил меня.

— Чтобы из школы сразу домой. Подашь мне чай в красивой чашке. Антуанетта, ты слышишь меня? — спросил он, пока я стояла, молча уставившись в пол.

— Да, папа, — прошептала я.

После этого, подмигнув мне, он стремительно вышел из моей комнаты. Все еще дрожа, я быстро оделась, расчесала волосы и спустилась вниз, чтобы выгулять Джуди перед тем, как уйти в школу.

В тот день я сидела на уроках еще тише, чем обычно, не тянула руку, чтобы первой ответить на вопросы учительницы. Весь день я думала только о том, что произойдет, когда я вернусь домой и приготовлю отцу чай. Когда в четыре часа прозвенел последний звонок, я медленно собрала свой рюкзак и пошла домой одна, не замечая одноклассников, которые шли той же дорогой маленькими группками. Я знала, что дома их встретят заботливые мамы, потому что взрослыми эти дети станут только через несколько лет.

Я открыла дверь своим ключом, и ко мне, как обычно, с радостным лаем кинулась Джуди, которая ждала прогулки. В тот день я почувствовала присутствие отца наверху еще до того, как услышала его голос.

— Антуанетта, это ты? — крикнул он сверху.

Я ответила.

— Приготовь мне чай и поднимайся сюда. Отведи свою собаку на задний двор.

Я поставила чайник на плиту, заварила кипятком листовой чай, дала ему настояться, добавила в чашку молока и сахара, и все это время я чувствовала его нетерпение и нарастающий во мне ужас. Дальше тянуть с чаем было невозможно. Я поставила на поднос чашку, положила два сухих печенья и понесла наверх. Я вошла в темную спальню с зашторенными окнами, где он лежал в постели, которую делил с моей матерью. Я снова уловила запах его тела и почувствовала его возбуждение. Я поставила поднос возле кровати.

— Иди переоденься и возвращайся сюда, — сказал он и взял чашку с подноса.

Я вернулась в фуфайке, спортивных штанах, туфлях и носках.

— Сними это, — приказал он, показывая на фуфайку и штаны. Потом он закурил и ощерился хорошо знакомой мне улыбкой. На прикроватной тумбочке я заметила баночку с вазелином, которая обычно стояла на туалетном столике. Не отрываясь от сигареты, он погрузил пальцы в вазелин. Зная, что мама не вернется раньше чем через два часа, я испытывала жуткий страх, предчувствуя нечто более страшное по сравнению с тем, что он уже проделывал со мной в Северной Ирландии. Я знала, что мое взрослеющее тело возбуждает его сильнее, чем прежнее, детское.

Он потянул меня к себе и усадил на колени. Вынув пальцы из банки, он грубо протолкнул их в меня. Потом встал с кровати и уложил меня, как всегда укладывал в машине, так что мои ноги беспомощно свисали с края постели. Он вошел в меня жестко и яростно, как никогда прежде. Я могла закрыть глаза, но не уши.

— Тебе ведь это нравится, Антуанетта? — шептал он.