Екатерина Вильмонт - Полоса везения, или Все мужики козлы

Едва раздался сигнал домофона, как все мысли вылетели из головы. Я бросилась открывать, попутно заглянув в зеркало, и осталась вполне довольна своим видом. Потом прильнула к глазку. Где же он? Этот дурацкий лифт тащится, как черепаха! О, вот он. С цветами!

— Маша, наконец-то! — выдохнул он еще на пороге. — Вот, ты же любишь цветы.

— Спасибо, очень… Их нельзя сразу разворачивать, на улице холодно, — бормотала я, сжимая в руках завернутый в бумагу букет. — Это что?

— Белые лилии. Да положи их, дай я тебя поцелую, я так долго ждал.

— Макс, ты не голоден? — сочла своим долгом осведомиться я.

— Нет, нет, я… Я не голоден, но я изголодался. Маша, Машенька!

Короче говоря, о лилиях я вспомнила часа через два.

— Ой, Макс, а цветы! — закричала я, высвобождаясь из его уже расслабленных объятий. К счастью, с лилиями ничего не случилось, я поставила их в большую стеклянную вазу и принесла в спальню. — Смотри, Макс, какая красота. А запах какой!

— Машка, хватит ботаники, иди ко мне, — позвал он. — Я ревную!

— К цветам?

— Ко всему свету. К твоему прошлому… и даже к будущему.

— Ты такой ревнивый?

— То-то и оно, что никогда не был ревнивым. А сейчас просто с ума схожу…

— Ревнуй меня, Макс, пожалуйста, ревнуй, мне это нравится.

— Нравится? — засмеялся он. — Ты странная, удивительная женщина…

— И со мной происходят странные, удивительные вещи, — сказала я. — Что ты имеешь в виду?

Я поведала ему историю про таинственного незнакомца.

— Ты действительно ничего не помнишь?

— Ничего! Совсем! До сих пор теряюсь в догадках.

— Загадочная история! И ты ничего не предприняла?

— Сменила замки! А что еще я могла? Я все надеюсь, что он как-то проявится.

— Знаешь, я думаю, если это чья-то шутка, то она должна проясниться в Новый год. Ты дома встречаешь?

— Да.

В самой глубине души у меня теплилась даже не надежда, а крохотулечная надеждочка, что он захочет провести Новый год со мной, но от этого вопроса надеждочка сразу издохла, не издав даже предсмертного хрипа. Внутренний голос напомнил: дура, корова, он же семейный человек.

— А с кем ты будешь встречать? — поинтересовался он..

— С тетушкой, с племянницей и братом.

— Значит, я могу быть спокоен и не умирать от ревности?

Мужская логика. Он может не умирать от ревности, а я должна от нее известись? Хотя ревновать его к жене довольно глупо. Но что я могу с собой поделать?

— Знаешь что, давай ровно в двенадцать вспомним друг о друге и мысленно чокнемся. Согласна?

— Согласна, — подавив тяжелый вздох, с легкой улыбкой ответила я. — Но разве мы до Нового года уже не увидимся?

— Увы! Завтра и послезавтра работы невпроворот, а тридцатого у нас на работе новогодний вечер. Не пойти я не могу…

Я хотела спросить, когда же мы теперь увидимся, но внутренний голос повелел: молчи, дура, и не вздумай проявлять инициативу. Он тебя ревнует, и прекрасно. Пусть помучается.

— Маша, ты расстроилась? — осторожно осведомился он.

— Расстроилась? С какой это стати? У меня сейчас кроме работы дел выше головы. Пятнадцатого я должна сдать книгу, хоть тресни. А потом…

— Что потом?

— Не знаю, может, поеду куда-нибудь отдохнуть на недельку. Правда, мой работодатель обещал мне еще что-то подкинуть…

— Ты была когда-нибудь в Таллине? — спросил он вдруг.

— Сколько раз! А что?

— Да мне предстоит поехать туда на Европейскую выставку телеоборудования. Хороший город?

— Не то слово! Дивный! Ты получишь такое удовольствие! Я бы тоже поехала, у меня там близкая подруга есть…

— Да, это было бы изумительно, поехать вместе, — мечтательно произнес он, — но, к сожалению, ничего не выйдет.

— Почему?

— Я поеду туда всего на три дня. И притом не один, а с коллегами. Это неудобно.

— Ты меня не понял, я вовсе не собиралась ехать туда с тобой! Просто ты упомянул про Таллин, и я вспомнила, что давно там не была, не видела подругу, а на твою свободу и не думала посягать!

— Маша, Маша, ты обиделась? Не надо, милая моя, я просто ужасно занятой человек… Но мы рано или поздно непременно куда-нибудь поедем вместе и не на три дня, а хотя бы на недельку, куда-нибудь к теплому морю, в Египет, например…

Я расхохоталась.

— Ты почему смеешься? — удивился он.

— Два дня назад меня уже приглашали в Египет.

— Кто?

— Один приятель, — неопределенно ответила я.

Он побледнел.

— И что?

— Ничего! Вместо того чтобы загорать на Красном море, я валяюсь с тобой в постели, и ты все время даешь мне по носу!

— Что это значит?

— Ну, ставишь меня на место! А этого не надо! Я свое место и так прекрасно знаю!

Он внимательно посмотрел на меня, потом обнял и стал нежно-нежно целовать.

— Машка, Машка моя, кто это тебя так обижал, а? Почему у такой красавицы накопилось столько горечи? Забудь, расслабься! Я люблю тебя, запомни это, заруби на носу, усвой! Люблю! Просто жизнь сейчас такая сложная, что иной раз даже для любви в ней мало места. Но главное, чтобы любовь была, а рано или поздно она свое возьмет.

Слова его звучали как самая лучшая, самая любимая музыка. И даже внутренний голос молчал, как ни странно.

— Думаешь, мне не хочется встретить Новый год с тобой вдвоем? Еще как! Думаешь, не хочется сесть в поезд и поехать в Таллин или в любое другое место с тобой? Да я мечтаю! Но…

— Не надо ничего объяснять.

— Но ты усвоила, зарубила себе на носу?

— Конечно.

— А ты… Ты любишь меня? — вдруг спросил он слегка охрипшим от волнения голосом.

Я уже открыла было рот сказать, что да, люблю, обожаю, умираю от любви, но тут этот окаянный внутренний голос вякнул: не смей, корова! И я пролепетала:

— Не знаю, я не могу так быстро… Но мне хорошо с тобой…

По его лицу пробежала тень разочарования.

— Ты полюбишь меня, я постараюсь…

Ночевать он не остался, ушел в половине третьего ночи. Обещал, что будет звонить и мы непременно увидимся первого или второго числа. А я сразу заснула мертвым сном.

Утром, едва продрав глаза, я стала вспоминать вчерашнее. От легкой и, по-видимому, несправедливой обиды не осталось и следа, это так, мелочи жизни, а главное — любовь! Свет! Счастье! И фантастическая блаженная легкость во всем организме, которая бывает после настоящей близости. Я вскочила с постели абсолютно счастливая и вскоре уже села за работу. Часа в четыре вдруг позвонил Макс.

— Машенька, как там твой носик?

— Носик? — не поняла я.

— Ты на нем что-нибудь зарубила? — голос его звучал так нежно и сексуально, что меня опять кинуло в дрожь.