Катя Миллэй - Океан безмолвия

Джош переводит взгляд на мои ноги в кровавых завитках, что оставили колючки живой изгороди, потом снова поднимает глаза к моему лицу. Интересно, о чем он думает? Заметил, какая я несчастная? Я не планировала, чтобы кто-то увидел меня такой, тем более Джош Беннетт, перед которым я, судя по всему, должна испытывать страх и благоговение. Хотя с какой стати? Может, у него на руке перстень, который я должна поцеловать, преклонив колени?

Одному из нас придется моргнуть первым, поэтому я осторожно шагнула назад, словно пытаясь избежать встречи с хищником и надеясь, что он не заметит моего отступления, пока я не скроюсь из виду. Я заношу ногу, чтобы сделать еще один шаг.

— Подбросить тебя домой? — Свой вопрос он задал уже менее резким тоном, после того как отвел от меня взгляд. Я опускаю ногу на пол — тверже, чем мне хотелось бы. Будь у меня список фраз, которые мог бы сказать мне Джош Беннетт в данной ситуации, предложение подбросить меня домой вряд ли вошло бы в первую полусотню. Голос у него, как всегда, невыразительный. Вообще-то я не хочу, чтобы меня отвозили домой, но думаю, это то, что мне нужно. И как же неприятно, что помощь оказывает человек, который явно меня недолюбливает. Но мне не хватает гордости отказаться.

Я киваю, открываю и быстро закрываю рот, потому что действительно хочу сказать что-то, сама не знаю что. Джош встает, идет к двери, ведущей в дом, приоткрывает ее настолько, чтобы просунуть руку, хватает связку ключей, которая, должно быть, висела на стене с обратной стороны. Собирается закрыть дверь, но медлит, будто прислушивается к чему-то. Должно быть, хочет удостовериться, что не разбудил родителей. Скорее всего, нет. Они наверняка спят в такой час, как и весь остальной цивилизованный мир. Не считая меня. И Джоша Беннетта, который, очевидно, любит мастерить по ночам в своем гараже. Я обвожу взглядом помещение, пытаясь понять, над чем конкретно он работает, но вижу только связки древесины и инструменты — это мне ни о чем не говорит. Напоследок я еще раз смотрю на гараж, запечатлевая его в памяти. Как ни противно это признавать, но я уверена, что вернусь сюда.

Я выхожу на улицу и жду на подъездной аллее, возле его пикапа. Здесь это единственная машина, и я полагаю, что своей у него нет. Грузовичок красивый. Даже я это вижу, хотя сама не большая фанатка грузовиков и в них не разбираюсь. Вероятно, отец его хорошо заботится о машине. Жаль, что мой автомобиль не такой чистый и блестящий, но я ненавижу его мыть. И сейчас он такой, что и цвет-то не сразу определишь.

Джош останавливается у небольшого холодильника, стоящего под одним из верстаков, и достает бутылку воды. Подходит ко мне, молча протягивает бутылку, затем отпирает дверцу со стороны пассажирского сиденья, открывает ее. Я беру у него бутылку, смотрю на нее, внезапно осознав, что я, должно быть, взмокла от пота. Забираюсь в пикап, радуясь, что я не в юбке, ибо я и впрямь мала ростом и мне приходится слишком высоко задрать ногу, чтобы сесть в кабину. Джош захлопывает за мной дверцу, обходит грузовичок и садится за руль. У него это получается гораздо грациознее, чем у меня, как будто он рожден для того, чтобы залезать в этот пикап и вылезать из него. Думаю про себя: дозволено ли мне ненавидеть Джоша Беннетта? Мне кажется, я уже начинаю его ненавидеть.

И вот мы оба сидим в кабине. Он не смотрит на меня, но и не заводит машину. Интересно, какого черта он ждет? Или, может быть, блуждание в темноте — все-таки еще не самое страшное, что могло со мной случиться? Время как будто остановилось. Мгновением позже собственная глупость шарахает меня по голове: машину он не заводит, соображаю я, не для того, чтобы заставить меня нервничать, — он же не знает, куда ехать. Искать в кабине что-то, на чем можно писать, бесполезно. Здесь стерильно, как в больнице. Самая чистая машина, какую мне доводилось видеть. Мой собственный автомобиль, когда я сяду в него завтра, покажется мне помойкой. Прежде чем я успеваю обратить на него умоляющий взгляд в надежде, что он поймет мою просьбу, Джош берет с приборной панели устройство GPS и дает его мне — напечатать адрес.

Доехали мы не быстро, а очень быстро. Всего несколько минут — и дом Марго. Мне ужасно стыдно, что я заставила его сесть за руль среди ночи. Пока мы ехали, я внимательно следила за дорогой. Это для того, чтобы в следующий раз не заблудиться, убеждаю себя. На самом деле я хочу знать, как вернуться к его гаражу.

Мне бы следовало его поблагодарить, но он не ждет от меня признательности. И вообще, у меня такое чувство, что молчание его больше устраивает. Когда он подъезжает к дому, я тотчас же, не дожидаясь, когда он заглушит мотор, хватаюсь за ручку дверцы, чтобы избавить и его, и себя от неловкости. Спрыгиваю на землю, поворачиваюсь, чтобы захлопнуть дверцу. Я не говорю ему спасибо. Он не желает мне спокойной ночи, но произносит:

— Ты совсем другая.

В ответ я захлопываю дверцу.

Джош Беннетт входит в мастерскую и направляется прямо к моему столу. Я стараюсь не смотреть на него, но соблазн велик. Просто не хочу, чтобы он знал, что я на него смотрю. Вскоре выбора у меня не остается, потому что он останавливается передо мной, смотрит мне в лицо. Я тоже на него смотрю, хочу крикнуть: «Что вылупился?!» Я почти вижу, как слова, отяжеленные немой горячностью, слетают с моих губ вместе с восклицательным знаком и вопросительным, потому что он единственный из всех, кого я знаю, способен выражать недовольство с совершенно непроницаемым лицом. Все его так раздражают или это у меня одной особый дар? Похоже, он крайне возмущен тем, что я вообще существую, а тут я, понимаете ли, еще дышу с ним одним воздухом на его любимом уроке труда.

— Обычно я здесь сижу, — наконец произносит он и опять-таки не сердито — просто констатирует факт: таков порядок вещей, и я должна это знать, как и все остальные. Мне что — пересесть? Куда? За эту парту посадил меня мистер Тернер, и я пытаюсь решить, хочу я играть в гляделки с Джошем Беннеттом или встать и перейти на другое место, потому что наш почти безмолвный спор уже привлек внимание остальных учеников. До того, как я успеваю принять решение, мистер Тернер подзывает к себе Джоша. Он оставляет свои учебники на моем — или на своем? — столе, демонстративно давая понять, что это его место и он его не уступит, и идет к учителю. Я вижу, как мистер Тернер поглядывает то на меня, то снова на Джоша, очевидно, объясняя ему, что это он посадил меня сюда. Не знаю, удастся ли Джошу настоять на своем, но, судя по тому, как к нему здесь относятся, обычно он получает то, что хочет. Я не собираюсь давать ему возможность потешить свое самолюбие: до его возвращения освобождаю стол.