Ханья Янагихара - Маленькая жизнь

Эти рассказы стали своего рода компромиссом, когда Джуд ясно дал им понять, что к доктору Ломану он не пойдет. Энди, который теперь почти всегда заглядывал к ним по пятницам, зашел как-то вечером, вскоре после того, как Джуд вернулся в «Розен Притчард». Пока Энди в спальне осматривал Джуда, Виллем налил всем выпить, и потом они выпили, усевшись на диване, притушив свет – небо за окном было зернистым от снега.

– Сэм Ломан говорит, что ты ему так и не позвонил, – сказал Энди. – Джуд, ну что за херня. Ты должен ему позвонить. Такой был уговор.

– Энди, говорю же, – сказал Джуд, – я к нему не пойду.

Виллем хоть и не был с ним согласен, но обрадовался, услышав, как к Джуду возвращается его былое упрямство. Два месяца назад, когда они были в Марокко, он как-то раз за ужином поднял голову от тарелки и увидел, что Джуд глядит на мисочки с мезе и не может себе ничего положить.

– Джуд? – позвал его он, и Джуд со страхом на него взглянул.

– Я не знаю, с чего начать, – тихо сказал он, и тогда Виллем зачерпнул немного закусок из каждой мисочки, наложил их Джуду в тарелку и сказал, чтобы тот начинал с тушеных баклажанов, которые были в самом верху тарелки, и затем двигался по часовой стрелке.

– Но надо же что-то делать! – сказал Энди.

Было видно, что Энди безуспешно старался сохранять спокойствие, и его это тоже приободрило – знак, что все определенно приходит в норму.

– Виллем тоже так считает, правда, Виллем? Так дальше нельзя! Ты пережил серьезное потрясение! Пора уже начать с кем-то об этом разговаривать!

– Ладно, – устало откликнулся Джуд. – Я поговорю с Виллемом.

– Виллем не медицинский работник! – сказал Энди. – Виллем – актер!

Тут Джуд взглянул на него, и оба они покатились со смеху – даже стаканы пришлось отставить, чтоб не расплескать. В конце концов Энди встал и ушел, заявив, что они ведут себя как дети и непонятно вообще, чего ради он тут надрывается. Джуд пытался его вернуть, крича «Энди! Прости нас! Не уходи!», но хохотал так, что понять его было невозможно. Впервые за много месяцев – за много месяцев даже до попытки самоубийства – он услышал, как Джуд смеется.

Потом, когда они наконец успокоились, Джуд сказал:

– Я тут подумал, Виллем, что, знаешь… наверное, я мог бы иногда тебе что-то рассказывать. Ты не против? Это тебя не обременит?

И он ответил, что, конечно, не против, что он хочет все знать. И всегда хотел, но этого он не сказал, потому что понимал, что это прозвучит как упрек.

Но хоть он и сумел убедить себя в том, что Джуд вернулся к жизни, он не мог не заметить, как тот изменился. Конечно, были перемены и к лучшему, думал он, – например, Джуд начал что-то ему рассказывать. Но были и печальные изменения: руки у Джуда окрепли, но все равно еще время от времени тряслись – впрочем, все реже и реже, и он знал, что Джуд этого очень стыдится. И на прикосновения он теперь реагировал гораздо острее, особенно, заметил Виллем, на прикосновения Гарольда: когда Гарольд приезжал к ним в прошлом месяце, Джуд буквально ужом уворачивался от его объятий. Когда он увидел, какое у Гарольда сделалось лицо, ему стало его очень жалко, поэтому он сам его обнял.

– Ты же знаешь, он это не нарочно, – тихонько сказал он Гарольду, и Гарольд поцеловал его в щеку.

– Виллем, ты очень славный, – сказал он.

Был октябрь, с попытки самоубийства минул год и месяц. По вечерам он был в театре, а в декабре, когда они отыграли спектакль, у него начались съемки – первые после возвращения из Шри-Ланки. Снимался он в экранизации «Дяди Вани» – проект ему очень нравился, как и то, что съемки проходили в Гудзонской долине: он сможет по вечерам возвращаться домой.

Впрочем, это не было удачным совпадением.

– Сделай так, чтобы я остался в Нью-Йорке, – сказал он своему менеджеру и агенту, после того как прошлой осенью не поехал на съемки в Россию.

– Надолго? – спросил Кит, его агент.

– Не знаю, – ответил он. – Как минимум на весь следующий год.

– Виллем, – помолчав, сказал Кит, – я, конечно, понимаю, что вы с Джудом очень близки. Но раз уж ты сейчас на подъеме, может, стоит этим воспользоваться? Для тебя сейчас все двери открыты.

Он говорил об «Илиаде» с «Одиссеей», которые имели бешеный успех, а это значит, то и дело напоминал ему Кит, что теперь для него открыты все двери.

– И Джуд, насколько я его знаю, тебе то же самое скажет.

Он молчал, и тогда Кит добавил:

– Ведь это не то же самое, что жена или там ребенок. Это твой друг.

– Ты хочешь сказать – «всего-навсего друг», – раздраженно отозвался он.

Что с Кита возьмешь, он мыслил как агент, и ему можно было доверять – Кит был с ним с самого начала карьеры, и он старался с ним не ссориться. Кроме того, Кит всегда давал ему хорошие советы. «Без подтяжек и натяжек», – хвалился Кит, говоря о карьере Виллема и о том, в каких ролях он снимался. Они оба знали, что к его карьере Кит относится куда ревностнее его самого – и так было изначально. И однако же именно благодаря Киту он сумел после звонка Ричарда улететь из Шри-Ланки первым же рейсом, благодаря Киту продюсеры согласились прервать съемки на целую неделю, чтобы он мог слетать в Нью-Йорк и обратно.

– Я не хотел тебя обидеть, Виллем, – осторожно сказал Кит. – Я знаю, что ты его любишь. Но слушай. Я б еще понял, если бы он был любовью всей твоей жизни. Но, как по мне, рисковать из-за этого карьерой – уж совсем чересчур.

Он, впрочем, иногда задумывался, сможет ли вообще полюбить кого-то сильнее, чем Джуда. Конечно, он любил его самого, но еще – и то, до чего комфортно ему жилось с ним, с человеком, которого он знал так долго и который всегда будет воспринимать его таким, какой он есть в каждый конкретный день своей жизни. Вся его работа, вся его жизнь была чередой шарад и маскарадов. Все в нем и вокруг него постоянно менялось – волосы, тело, место, где он сегодня заночует. Ему часто казалось, будто он сделан из какой-то жидкости, которую постоянно переливают из одной яркой бутылки в другую, и с каждым разом что-то проливается, что-то остается в прежней бутылке. Но дружба с Джудом помогала ему почувствовать себя кем-то реальным, кем-то неизменным, почувствовать, что в его маскарадной жизни есть место чему-то земному, чему-то, что Джуд мог в нем разглядеть, даже когда он сам этого не видел, словно Джуд был ему свидетелем, подтверждая, что он существует.

Один преподаватель в университете сказал ему, что чем талантливее актер, тем он скучнее. Быть выдающейся личностью – только себе вредить, потому что актер должен уметь от этой личности избавляться, должен полностью растворяться в персонаже. «Хотите быть яркой личностью, идите в поп-звезды», – говорил преподаватель.