Бернар Вербер - Смех Циклопа

– Вы не смеете этого делать!

Лукреция касается пером кожи Мари-Анж, вызывая у своей жертвы нервный смешок.

– Хватит!

Мари-Анж с трудом переводит дыхание.

– Я стала издалека следить за Павлом. И вдруг увидела, как кто-то выскочил из кустов у него за спиной и ударил его палкой по голове. Я выстрелила из автомата. Нападавший исчез. Я подошла к потерявшему сознание Павлу и увидела у него в руках маленькую плоскую шкатулку.

– Значит, это ты завладела «Шуткой, Которая Убивает»!

– Да, но ненадолго.

– Не морочь нам голову.

Лукреция показывает Мари-Анж перо.

– Я не знала, что с ней делать. Я чувствовала, что это бомба, которая может уничтожить своего обладателя. И я ее… отдала.

– Кому?

– Человеку, которого я люблю. Человеку, который знает, что с ней делать.

– Дарию?

– Нет… другому.

– Ты же вроде безумно любила Дария?

Исидор отвечает вместо Мари-Анж:

– Вы что, не слушали ее, Лукреция? Мари-Анж сказала вам, что у Дария была проблема. Она любила его, он официально считался ее любовником, участвовал в ее садистских играх, но для сексуальных отношений ей нужен был другой мужчина…

– Да кто же?

Исидор улыбается.

Начинается! Он опять отвечает вместо других. Он бесит меня.

— Это не один из братьев и не телохранитель-питбуль. Некий «розовый громила» с усами. Кто-то свой, как и Мари-Анж. Кто-то, кто раньше носил усы, но сейчас их не носит. М-м… Я думаю, что знаю, кто это.

Он называет имя, и удивленная Мари-Анж кивает.

– Теперь я вам все сказала. Освободите меня! – умоляет она.

Лукреция подходит к подруге юности, целует ее долгим поцелуем в губы и уходит, бросив:

– С первым апреля, Мари-Анж!

Морис отправляется в кругосветное путешествие. Его корабль тонет. Из всех пассажиров остаются в живых только он и Джулия Робертс, знаменитая американская актриса. Они забираются в спасательную шлюпку и добираются до необитаемого острова. В первый день они строят шалаш, ищут еду, разжигают костер и, обессиленные, засыпают. На второй день они разговаривают, обустраиваются, как могут, придумывают способы связаться с землей. На третий день они уже общаются, как старые друзья, а на четвертый – занимаются сексом. Утром пятого дня Морис с Джулией Робертс сидят у костра и завтракают. Морис, смущаясь, говорит ей:

– Я хочу вас попросить об одной необычной услуге. Вы можете отказаться, если вам это будет неприятно.

– Говорите, Морис.

– Если вам нетрудно, можно я буквально несколько минут, даже несколько секунд, буду называть вас… Альбертом.

Актриса не понимает, зачем ему это нужно.

– Ну, пожалуйста, можно, я буду называть вас Альбертом? Не спрашивайте ни о чем, просто выполните мою просьбу. Вы доставите мне огромное удовольствие.

Актриса несколько удивлена, но, видя неподдельное волнение собеседника, соглашается:

– Хорошо.

И Морис начинает радостно тараторить:

– Алло, Альберт? Это Морис! Альберт, ты в жизни не догадаешься, с кем я переспал! Ты сейчас просто упадешь! Вчера вечером я трахнул саму Джулию Робертс!

Отрывок из скетча Дария Возняка «Вся моя жизнь – кораблекрушение»

Комик Феликс Шаттам живет на острове Жатт, в Нейи, в роскошном особняке, где он устроил целый музей клоунской одежды. Кроме того, Исидор и Лукреция видят коллекцию больших кукол с разнообразным гримом: белый клоун, клоун Август, английский, американский, французский, итальянский, испанский, африканский, индонезийский и даже корейский клоуны.

– Боюсь, вы не понимаете, что сейчас поставлено на карту. Война за «Шутку, Которая убивает», – это не просто последнее сражение разных типов юмора. Это… последнее сражение за разум!

Феликс Шаттам подходит к клоуну с гипертрофированно развитыми мускулами.

– Когда-то, на заре человечества, власть принадлежала тому, кому отлично развитая мускулатура помогала крепче держать дубинку. Эта власть держалась на страхе получить удар.

Затем юморист приближается к клоуну, похожему на огородное пугало.

– Позже власть перешла к тем, кто владел сельскохозяйственными угодьями. Она держалась на страхе перед голодом.

Феликс указывает на куклу, наряженную священником.

– Далее власть перехватили те, кто руководил церковью, заставлявшей верующих повиноваться. Эта власть держалась на страхе отправиться в ад.

Он отправляется дальше, к клоуну-жандарму.

– Потом властью завладели те, кто управлял администрацией, занимавшейся всеми областями социальной деятельности. Их власть опиралась на страх перед полицией, судом и тюрьмой.

Феликс останавливается рядом с клоуном в одежде горожанина.

– Затем власть перекочевала к тем, кто контролировал производство вещей, призванных сделать нас счастливыми. Их господство зиждилось на удовольствии, которое человек получает, водя машину или коллекционируя разные ненужные предметы, расхваленные рекламой.

Комик идет вперед и показывает на клоуна-капиталиста с большим животом и сигарой во рту.

– Наконец власть досталась тем, кто руководил средствами массовой информации. Человеку было достаточно появиться на маленьком экране, чтобы получать все возможные, притом не облагаемые налогами, подарки и привилегии. Тот, кого показывали по телевизору, входил в вашу семью и напрямую влиял на вашу жизнь. Эта власть держалась на наслаждении от обладания информацией.

Феликс добирается до куклы в розовом костюме и в маске. Она удивительно напоминает Дария Возняка.

– Теперь власть принадлежит тем, кто умеет развлекать толпу. Это каста представителей средств массовой информации, верхний эшелон власти. Их могущество основано на том, что они могут заставить человека забыть о несчастьях или хотя бы облегчить его страдания. Оно зиждется на умении развлечь тех, кто пресыщен и утомлен однообразием жизни. В наше время все одержимы страхом перед скукой. Мне кажется, что теперь властью над людьми обладает тот, кто может их рассмешить. И у него нет соперников.

– Но это же просто… шуты, – возражает Лукреция.

– Конечно, поэтому их и недооценивают, и от этого их могущество только растет. Они или, вернее, мы стали настоящими властителями дум. Всего общества.

Третья сила. Эрос, Танатос… Гелос.

— В отличие от власти политиков и средств массовой информации, эту власть никто не подвергает сомнению. Комики стоят над законом. Они стоят надо всем. Вот пример этой неофициальной, но реальной власти. Замечали ли вы, что политики, экономисты и даже ученые всегда начинают выступление с шутки? Чтобы расположить к себе аудиторию. Без юмора они слишком… пресны.