Джонатан Франзен - Поправки

Дениз осваивала новую для себя территорию. Никогда прежде она не испытывала такого острого желания, особенно в сексе. В браке достижение оргазма было как бы еще одной утомительной, но непременной обязанностью по кухне. Четырнадцать часов кряду она работала и нередко засыпала прямо в уличной одежде. Меньше всего ей хотелось посреди ночи возиться со сложным, отнимавшим с каждым разом все больше времени рецептом, изготовляя блюдо, к которому лично она утратила вкус. Предварительная подготовка – минимум пятнадцать минут, но после этого отнюдь не всегда удавалось перейти к решительным действиям – то сковорода перегревалась, жар то чересчур сильный, то чересчур слабый, лук никак не покрывается золотистой корочкой или сразу начинает гореть и прилипать к днищу; надо снять сковороду с плиты, остудить, а потом начинать все сначала, поспорив с обиженным, обозленным помощником, и конечно же мясо получалось жесткое, волокнистое, соус от многократных добавок и перемешиваний утрачивал консистенцию, и уже так поздно, так дьявольски поздно, в глаза словно толченого стекла насыпали, ну ладно, если не пожалеть сил и времени, злосчастное блюдо все-таки удастся выложить на тарелку, но оно будет выглядеть так, что и официантам не скормишь, так что приходится быстренько проглотить его («Ну хорошо, у меня оргазм») и заснуть, несмотря на боль во всем теле. Право же, овчинка выделки не стоит, и тем не менее раз в неделю, раз в две недели Дениз снова принималась за дело, потому что Эмиль во что бы то ни стало добивался, чтобы жена получила удовлетворение, а она чувствовала себя виноватой. Его-то Дениз могла удовлетворить столь же умело и безошибочно (а когда появилась привычка, и столь же автоматически), как осветлить бульон консоме, и она так радовалась, так гордилась приобретенными навыками. Но нет, если Эмилю не удастся довести ее до легких спазм и вырвать два-три непроизвольных (или отчасти непроизвольных) вздоха, их брак будет в опасности. Хотя в итоге он оказался прав на все сто процентов, несколько лет до встречи с Бекки Хемерлинг Дениз жила под непосильным бременем вины, давления и разочарования.

Робин – это готовое блюдо. Чтобы полакомиться грушей, не нужен рецепт, не нужно возиться у плиты. Вот она, груша, плати и кушай. С Бекки Хемерлинг у Дениз появилась было надежда на такую легкость отношений, но только теперь, в тридцать два года, Дениз стала догадываться, из-за чего весь этот сыр-бор. А как только распробовала, начались проблемы. В августе девочек отправили в лагерь, Брайан уехал в Лондон, и шеф-повар самого что ни на есть модного нового ресторана поднималась с постели только затем, чтобы снова рухнуть на ковер, одевалась и тут же раздевалась вновь, выползала в прихожую и переживала очередной приступ экстаза, распластавшись спиной по входной двери, наконец, на ватных ногах, с полузакрытыми глазами, она добиралась до своей кухни, а вернуться обещала ровно через сорок пять минут! Все это никуда не годилось, от этого страдал ресторан. Очередь подвигалась медленно, обслуживание столиков задерживалось. Дважды ей приходилось вычеркивать из меню какие-то блюда, потому что в ее отсутствие подготовительный цикл сорвали. И все равно в самый разгар вечера Дениз вновь уходила в самоволку. Мчалась через Героиновый Рай, Косячковый Ряд и Аллею Крэка к «Огороду». У Робин было расстелено в саду одеяло. Большая часть земли уже была возделана, удобрена, заполнена новыми посадками. Помидоры росли в проволочных цилиндрах внутри старых автомобильных шин. Посадочные и бортовые огни снижающихся самолетов, полузакрытый смогом свет звезд, излучение табло над Стадионом ветеранов, зарница над Тиникумом, луна, заразившаяся гепатитом от грязного Камдена, – все зловещие краски города ложились на шкурку зреющих баклажанов, юных перчиков, корнишонов и сладкой кукурузы, на спеющие дыни. Дениз, раздетая донага (посреди города!), скатывалась с одеяла в прохладную ночную грязь, в песчаную, только что вскопанную почву. Прижималась к ней щекой, вонзала в нее пропахшие Робин пальцы.

– Перестань, перестань! – верещала Робин. – У нас тут латук!

Потом Брайан вернулся, но обе авантюристки продолжали рисковать. То Робин говорила дочке, будто Дениз почувствовала себя плохо и прилегла в спальне, то они лихорадочно извивались в кладовке на Панама-стрит, а Брайан в десяти шагах от них вслух читал Э. Б. Уайта.[86] Наконец, за неделю до Дня труда, наступило утро в кабинете директора «Огорода», когда под тяжестью двух тел старинный деревянный стул Робин треснул и у него отвалилась спинка. Обе хохотали во весь голос, и тут послышался голос Брайана.

Робин вскочила и одним движением отперла дверь, распахнула ее, чтобы скрыть, что было заперто. Брайан держал в руках корзинку с зелененькими прыщавыми огурчиками. При виде Дениз он удивился и, как всегда, обрадовался.

– Что у вас тут?

Дениз стояла на коленях возле стола, рубашка выскочила из брюк.

– У Робин стул сломался, – пояснила она. – Щупаю ножку.

– Я попросила Дениз починить! – проскрипела Робин.

– Что ты здесь делаешь? – с искренним изумлением спросил Брайан у Дениз.

– То же, что и ты, – ответила она. – Подумала насчет цуккини.

– Сара сказала, никого нет.

Робин ретировалась к выходу.

– Пойду отругаю ее. Девочка должна знать, тут я или нет.

– Как Робин ухитрилась сломать стул? – спросил Брайан.

– Не знаю, – ответила Дениз, чуть не плача, словно скверная девчонка, попавшаяся на месте преступления.

Брайан взял в руки верхнюю половинку стула. Раньше Дениз не обнаруживала в нем сходства со своим отцом, но сейчас ее пронзило: в точности как Альфред, Брайан испытывал явное сочувствие к сломанной вещи.

– Хороший, крепкий дуб, – ворчал он. – С чего это он вдруг сломался?

Поднявшись с колен, Дениз побрела в холл, на ходу заправляя блузу в штаны. Она так и брела, пока не вышла на улицу и не уселась в свою машину. Поехала по Бейнбридж-стрит к реке. Притормозила, упершись в хромированное ограждение, отпустила педаль сцепления, и мотор заглох. Машина ударилась об ограждение, отскочила, замерла на месте, и только теперь Дениз позволила себе заплакать над сломанным стулом.

К тому времени, когда Дениз вернулась в «Генератор», в голове у нее прояснилось. Она видела, что ее «Огород» зарос сорняками: не ответила на звонки ресторанного обозревателя из «Таймс», редактора «Гурмана» и очередного ресторатора, мечтавшего переманить у Брайана шеф-повара. В холодильнике испортились неиспользованные утиные грудки и телячьи отбивные общей стоимостью в тысячу долларов. Всему кухонному персоналу было известно, но никто не потрудился сообщить Дениз, что в туалете для служащих обнаружен шприц. Кондитер утверждал, что уже дважды оставлял Дениз записки (по-видимому, насчет жалованья), а она даже не помнила, чтобы они попадались ей на глаза.