Юрий Поляков - Гипсовый трубач

Но на полпути к кассе она услышала, как покупательское сообщество изумленно охнуло, и тут же почувствовала мокрый шлепок в спину. Это посрамленный продавец, забыв себя, швырнул ей вдогонку избранную сельдь — и на белом финском кримпленовом платье (тетя Нина собиралась в гости) навсегда отпечатался жирный рыбий силуэт. Был страшный скандал — с прибеганием директора, вызовом милиции, составлением протокола и уговорами забрать заявление. Пока успокаиваемый коллегами и покупателями прилавочник рыдал, мешая слезы с пряным рассолом, высокие стороны сошлись на следующем: тете Нине в качестве моральной компенсации выдается целая банка атлантической сельди, а расходы на реставрацию платья возмещает продавец. Кроме того, директор магазина звонит своему коллеге в ГУМ, где пострадавшая сможет купить себе в спецсекции любой новый наряд — импортный. На этом конфликт сочли исчерпанным. Но вот что удивительно: покупатели в основном поддержали не обиженную прицельным селедочным метанием тетю Нину, а нервного продавца, оправдывая его выходку несовершенством социалистической системы.

Через много-много лет, заболев, Нина Егоровна с точностью до копейки скалькулировала стоимость своих похорон, поминок и памятника. Умерла она в разгар гайдаровских реформ, и отложенных на сберкнижку денег хватило бы разве на похороны куклы в магазинной картонной коробке, а поминальный стол впору было накрывать как в детстве, понарошку, когда салат резали из листиков подорожника вперемешку с одуванчиками. Памятник? Памятник можно соорудить из двух скрещенных прутиков, словно упавшему с балкона котенку.

Входя в «Библио-глобус» сквозь вороулавливающую пикалку, писатель поймал на себе взгляд охранника, кажется заранее уверенного в том, что Андрей Львович пришел в магазин с обязательным намерением стибрить книжку. Зачем? Книг вокруг было чудовищно, противоестественно много — с пола до потолка. У нормального гражданина, взыскующего почитать, сразу возникало ощущение неодолимого, бессмысленного излишества. Что же тогда говорить о писателе? Он вообще похож на мальчика, который год мастерил самострел, выдумывая, вытачивая нужные детали, и вдруг угодил прямо на склад готовой продукции оружейного завода: бери не хочу!

Поздравляя себя с этими неожиданными сравнениями, Кокотов отыскал на первом этаже отдел «Медицина», нашел на полке толстый справочник, раскрыл на букве «Н», полистал и прочел: «Невусы, родимые пятна, — небольшие, обычно темные образования на коже…»

«Так это ж просто родинка!» — заликовал он и ощутил такую легкость, что простой ветерок мог унести его вдаль.

Усилием воли автор «Полыньи счастья» заставил себя вернуться в справочник: «…образования на коже, которые развиваются из вырабатывающих пигменты клеток кожи — меланоцитов. Родимые пятна локализуются практически на любых участках кожи, бывают разными по размеру, по форме, плоскими и возвышенными…»

«У меня, вероятно, возвышенный невус!» — подумал писатель и продолжил чтение:

«…Родимые пятна, которые имеют непривлекательный внешний вид или расположены в местах, где их раздражает одежда, могут быть удалены врачом с помощью скальпеля и местного анестезирующего средства. В основном родимые пятна безопасны и не требуют удаления, однако некоторые из них напоминают злокачественную меланому. Их трудно бывает отличить…»

«Так вот чего они всполошились!» — догадался Андрей Львович и, не дочитав статью, поставил том на полку.

Повеселев, он отправился с проверкой в отдел любовных романов и на столике с табличкой «Рекомендуем!» еще издалека заметил две книжки Аннабель Ли — «Сердце порока» и «Заблудившиеся в алькове». К последней была прикреплена желтая бумажка с надписью «Лучшие продажи августа». Но чувство законной гордости отравляла горечь вынужденного бескорыстия: «Вандерфогель» принадлежал к тем многочисленным хитрым издательствам, у которых тираж в 5 тысяч экземпляров, однажды напечатанный, не кончается уже никогда. По этой причине аванс был и оставался единственной разновидностью финансового общения книгопёков с авторами. А Кокотов все свои авансы давно получил и потратил. Вздохнув, он по привычке проследовал к дальним стеллажам, где покетбуки стояли по алфавиту, и обнаружил на полке еще десяток пыльных сочинений Аннабель Ли:

«Кентавр желаний»

«Похититель поцелуев»

«Полынья счастья»

«Женщина как способ»

«Отдаться и умереть» в двух частях

«Заблудившиеся в алькове»

«Бес наготы»

«Кандалы страсти»

«Преданные объятья»

«Знойное прощание»

«Плотью плоть поправ»

Из книжек, написанных им для серии «Лабиринты страсти», в ассортименте отсутствовали «Русалки в бикини», «Жадная нежность», «Роковая взаимность», «Сумерки экстаза» и еще один роман, название которого Андрей Львович, хоть убей, никак не мог вспомнить. Убеждая себя, что эти книжки успешно разошлись, а не сданы в уценку, он двинулся к выходу, но задержался у столика с обложками, рекомендованными к чтению. Нестарая еще женщина с унылым лицом замужней брошенки листала «Заблудившихся в алькове», мучительно раздумывая, купить или нет. Автор, затая дыхание, следя за ней, делал вид, будто разглядывает новый роман Павлины Душковой «Тайна кантона Гларус».

«Город Женева расположен на берегу одноименного озера», — прочитал он первую фразу, заскрипел зубами, вскипел профессиональной яростью и подумал, что за такое начало писателя надо расстреливать на месте.

Покупательница крутила «Заблудившихся» так и эдак, листала, ставила на место, брала снова, разглядывала цену и даже взвешивала на ладони, точно упаковку фарша. Наконец она тяжко вздохнула, словно совершая осознанную ошибку, и понесла книгу к кассе. У писателя, охваченного озорным жизнелюбием, вдруг мелькнула занятная мысль — догнать ее и сознаться в том, что Аннабель Ли — это он, Андрей Львович.

— А как ваша фамилия? — спросит озадаченная брошенка.

— Невус! — ответит Кокотов и рассмеется.

Федька Мреев так бы и сделал, и вполне возможно уже сегодня вечером блудил бы с истосковавшейся читательницей в каком-нибудь импровизированном алькове. Но автор «Сумерек экстаза», как обычно, не решился, не хватило смелости и озорства. Размышляя, почему ему всегда и во всем недостает храбрости, он поехал домой, и в лифте уже готовил сердце к трем возможным неприятностям. Первая: его обокрали. Вторая: в кране сорвало прокладку, и вода потоками протекла на нижних соседей, людей настолько чувствительных к чужой жизнедеятельности, что жить им надо бы в шалаше посреди пустыни Гоби. Третья: произошла утечка газа, которую необходимо с помощью обоняния обнаружить до прикосновения к выключателю. Иначе… Кокотов, содрогаясь, представил себя живым визжащим факелом, выбрасывающимся из окна.