Дина Рубина - Синдикат

— Да хоть на самокате!!!

— …и у меня тут кое-что… ну, я с некоторым… грузом… Ничего? Не выдадите?!

— Я на шоссе!!!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Microsoft Word, рабочий стол,

папка rossia, файл pokoinik

«…иногда думаю — пригодится ли все то, что второпях я записываю между душем и завтраком, в темные эти, рассветные час-полтора, когда все пережитое кажется вдвойне нереальным… Ну разве можно поверить, что я в действительности пережила вчера то, что пережила?

…Слава и вправду пригнал «форд» в считанные минуты, потому что был в это время — огромная удача — в Химках! Удача и то, что пробок на этом направлении не было… А главная удача, что Ева, — в то время как пожарные, выгнав всех из квартир, уже привычно заливали пеной щербатые площадки, лестницы, лифт нашего подъезда, — догадалась босиком, вернее, в одном шлепанце, который она меняла то на одну, то на другую ногу добежать к подруге на Ордынку, и оттуда позвонила, что цела, отпоена чаем, одета-обута и дожидается меня в тепле… Я представила, как обернутая штопаным и выцветшим флагом с крыши израильского парламента, моя дочь в одном шлепанце бежит по Ордынке — и сердце мое закатилось в груди…

…Когда увидела встревоженное и смущенное лицо Славы в окне казенного «форда», раскаялась в своей бабской несдержанности.

— Слава, простите мою истерику, дернула вас, а с Евой уже все в порядке…

— Ну, слава аллаху, я уж со страху чуть не обоссался… Тогда, знаете, просьба у меня к вам… Погодите, не в салон… Сюда, рядом со мной…

— Почему?

— Ильинишна… вы обещали не выдать…

— А в чем дело, Слава? — спросила я, забираясь на соседнее сиденье… — Что стряслось?

— Да вот, использую казенный транспорт в личных целях… Но только вы ни о чем как бы… того… ладно?

— О, Господи, что за конспирация? Вы что — контрабанду перевозите? Наркотики? Трупы?

— Именно, — сказал он без тени улыбки. — И, доверяя полностью, даже попрошу вас, поскольку с пожаром вашим утряслось, съездить сначала со мной по одному адресу…

…И пока мы с ним ехали, он поведал, сокрушаясь, что, бывает, использует казенный «форд» для перевозки жмуриков, — при московских-то пробках, знаете, Ильинишна, мне не обернуться, ежели транспорт менять… А так, вынимаю из «форда» два сиденья, и гробина, как миленький, входит, — правда, впритирку… Но сегодня случай особый…

— Получаю вызов куда-то в Химки… С трудом нахожу страшенную пятиэтажную хрущобу, звоню, вхожу… квартирка однокомнатная, пустая, загаженная, прихожка — полтора на полтора. И лежит усопший, прямо как был — с бутылкой. Видно, во время возлияния, причем длительного, его хватил Кондратий. Лежит на раскладухе, челюсть подвязана, руки платочком подхвачены на груди, в каком-то засаленном старом костюме. Рядом с ним его сожительница-собутыльница, с двумя фингалами на роже, вся синюшная и тоже — на грани отброса копыт. Ну, говорю, давай, зови кого-нибудь из мужиков, надо помочь гроб внести. А она мне голосит, — никого у нас н-е-е-ету, сироты мы кру-у-у-глые, помочь не-е-е-кому. Однако после моего матерного речитатива позвала все ж та-ки еще двоих каких-то алкашей, тоже кандидатов, скорое захоронение… Ну, втащили кое-как стоймя пустой гроб, кувыркнули туда усопшего, стали выносить к «форду»… А гроб-то через прихожую и не проходит! Это я, признаться, впервые такую планировку вижу, чтоб строители настолько верили в бессмертие жильцов… Стали мы думать… Один говорит, — давай привяжем его, а гроб стоймя понесем. Э, нет, говорю, закон центра тяжести — живот тяжелый, ноги легкие… — он выпадет… Решили вывалить покойничка обратно… Тут вы мне и позвонили… Ну, могли я вас бросить в беде, Ильинишна?.. А теперь, значит, надо нам все же его забрать, хоть в гробу, хоть даже и так… а там уж, в моржатнике, его обрядят, подберут ему домовину по комплекции…

Я закрыла глаза, откинувшись на спинку… Это хорошо, подумала, что у меня приятельские отношения со всеми моими харонами… Но когда все это кончится?

— Ладно, Слава, — сказала я… — Дело важное, понимаю… Только я их не очень, не так чтоб уж… ну, не сильно люблю…

— Об чем речь, Ильинишна! Вы даже и не посмотрите в его сторону. Там, у дома, лесочек недалеко, романтический, так вот, вы отвернетесь эдак, пока мы грузить станем, и будете природой любоваться…

…Природой любоваться пришлось мне под тяжелый упорный мат огорченного Славы, — дело в том, что алкаши, оставленные стеречь тело боевого товарища, успели раздобыть где-то горячительную жидкость «неизвестного науке состава», как определил подошедший к «форду» Слава, и теперь лежат вокруг тела в лежку, хоть троих сразу выноси — определить, кто из них живой, а кто усопший, нет никакой возможности… Что касается бабы-сожительницы, так она и вовсе пропала… Канула.

— Ну, что делать, а? — в отчаянии спрашивал Слава, — Что делать? У меня ж к десяти вечера путевка от Рогова — встречать на этом самом «форде» троих клоунов в «Шереметьево», да вас еще домой подбросить… Вот, слуга двух господ, а? Что делать?

Я открыла дверь и соскочила с подножки.

— Пошли, — сказала я…

— Куда?!

— Пошли тащить вашего жмурика в машину…

— Вы что, Ильинишна?! Да чтоб я, чтоб вас!!!..

— Слава, бросьте ерепениться, время дорого…

И пошла к подъезду…

…Возможно, когда-нибудь, где-нибудь я опишу подробно, как мы со Славой тащили его спокойного из мерзости запустения этой квартиры к «форду», как Слава приговаривал: «я под микитки, а вы за ноги… он вялый, блин, совсем нам не помогает…», как костюм того задрался к ушам, рубаха вылезла из брюк, живот синий наружу… Как, не удержав, я выронила ноги, и они волочились по земле, загребая носками… И как, наконец, мы вколотили его — без мундира — в салон «форда», ибо гроб вдвоем уж точно не подняли бы… И с каким облегчением Слава сел за руль, пробормотав… — Ну, блин, торжественное упокоение!..

Но и это, оказалось, было лишь прологом к главному приключению…

И ведь три года подряд я предрекала ему, что когда-нибудь мы влипнем в историю за откровенное, даже наглое нарушение правил! И ладно бы на «жигулях» наших патриархальных, а то — на синдикатовском «форде», да еще в таком цейтноте, да еще с таким особенным пассажиром на борту!

Когда нам засвистели на Новом Арбате и мой Слава, вместо того чтобы остановиться, откупиться деньгами и прибаутками, резко рванул, окаменев вдруг лицом, у меня рухнуло что-то под ложечкой, и я лишь обреченно пискнула…

Из раскрытых окон нашего катафалка на весь проспект прибауточно орало «Русское радио»: