Наталья Нестерова - За стеклом (сборник)

Гена решил, что отделался малой кровью.

Жена истерик не устраивает, даже детское приданое, ползунки-распашонки, от близняшек передала Медичке. На вопрос: «Ты меня простила?» — Людмила отвечала расплывчатым:

«Дай мне время». Но ведь не отказом! К телу не допускала, но Гена готов был ждать, как и все предыдущие годы.

Людмила выписала из провинции троюродную бабушку сидеть с детьми, то есть отводить их в школу и в садик, покупать продукты, готовить еду, убирать, стирать — вести хозяйство. Плата — минимальная, питание и приют. Двухкомнатная квартира, где и раньше было тесно, превратилась в муравейник.

Гена кривился, но молчал. Людмила вышла на работу.

По специальности она была нотариусом.

Как известно, о некоторых профессиях в новые времена говорят «позолотилось место».

Был заштатным бухгалтером — теперь нарасхват. Занимался химерной рекламой товаров и услуг в советские дефицитные времена — нынче гребешь деньги лопатой. Нотариусы сидели в пыльных полуподвалах — теперь к ним на карачках ползут.

Людмила быстро пошла в гору, потому что занялась профессией, когда спрос на нотариусов основательно превышал предложение.

Повезло. Через год она с коллегой открыла свою нотариальную контору. Трудилась сутками, детей видела мельком, в их проблемы вникала нахрапом: «Быстро и четко мне объясни! Так, мальчик из параллельного класса издевается. Его фамилия? Адреса не знаешь? Хорошо, я разберусь». Плохой мальчик быстро усмирялся, потому что с его папой клиенты Людмилы Сергеевны проводили дружескую беседу.

Откровенным уголовным криминалом она не занималась. Скажем, не регистрировала сделки с гроздьями доверенностей по купле-продаже квартир у бедных пенсионеров или хронических алкоголиков. Но и те коммерсанты, что стали постоянными клиентами, работали не в белых перчатках. Время такое: честного перераспределения собственности не бывает.

Людмила работала как проклятая, копила деньги и через три года объявила мужу:

— Все! Теперь мы разводимся. Больше ты мне не нужен. Спокойно! Без истерик! Рот закрой, а то муха влетит.

Рот у Гены был закрыт. Но Мила три года готовилась к этой сцене, к этому объяснению, и рефреном повторяла мысленно глупую фразу про муху и открытый рот. Миле хотелось нанести мужу удар, по силе не меньший, чем тот, которым он едва не убил ее. И глупая муха держала ее на плаву, помогала работать на пределе сил и не обращать внимания на самое главное — на детей.

Произнеся заготовленные слова, выплюнув яд, Мила не почувствовала ни удовольствия свершившейся мести, ни злорадства победителя — ровным счетом ничего особенного, разве только легкость освобождения от «мухи».

— Я тебе покупаю комнату в коммуналке, — продолжала она. — Сама с детьми переезжаю в другую квартиру. Бабушка отправляется домой, вместо нее будет квалифицированная гувернантка. Варианты уже подобраны. Отцовские права никто у тебя не отбирает. В будни у детей английская школа, спорт, изостудия, балетные танцы. Они с удовольствием будут встречаться с тобой по воскресеньям, если, конечно, не совпадет с какой-нибудь исторической экскурсией по Золотому кольцу или с зарубежной поездкой. Извини, твоя комната — не будуар Марии-Антуанетты в Трианоне. Но ведь и ты не Людовик! Карабкайся самостоятельно. Или с помощью медичек. Меня это не волнует. Алиментов от тебя не требуется. Я написала отказ от алиментов и заверила его. Признаться, с целью обезопасить детей от твоих посягательств в будущем.

Гена — болтун, словобрех, любитель каламбуров — молчал. Смотрел на Милу с обидой, близкой к ненависти. Он долго и терпеливо ждал, что Мила одумается. Кое в чем себя ограничивал и брал больничные по уходу за детьми. На работе о его многодетности знали и сочувствовали.

А еще Медичка! Денег ей всегда мало, а претензии не кончаются: «Почему ты, как отец, не можешь с Сашкой погулять, а я на оптовом рынке закупки сделаю?» Внебрачный сын был похож на папу как две капли. Но странное дело, Гена не испытывал к золотушному мальчишке никаких отцовских чувств. От Милы — его, настоящие, а Медичкин… Хоть тресни — ничего в душе, кроме досады.

— Что ты молчишь? — спросила Мила, которой хотелось что-то услышать. Но что именно, не знала. — Тебе понятен мой план или повторить?

На Гене был надет кухонный фартук, ужин готовил. Милый семейный ужин: жена-трудяга пришла с работы, дети уроки сделали, бабушка-нянька стирку закончила… Гена медленно завел руки за спину, дернул за бантик, снял фартук, положил на стол. Поднял на Милу глаза и отчетливо произнес:

— Пошла ты на!..

Краем глаза, выходя из кухни, отметил удивленный и обнадеживающий всплеск интереса. Плевать! Его тоже не на помойке нашли и не пальцем делали. Она работает! А он с третьего курса — дворником, истопником, на халтурках? Груши околачивает? Не хочет простить — ладно! Но даже не задумалась, что с ним, со здоровым мужиком, происходит!

Свои обиды дороги, а его горести — коту под хвост? Нотариус! Шлепнула печать, деньги в ящик. А дети без материнской ласки! Теперь у них и папа только по выходным будет появляться. Они в чем виноваты? В твоей ревности железобетонной? Медичка в сравнении с тобой — святое материнство.

Гена швырял вещи в сумку, чтобы отправиться на временное жительство к Соболевым, услышал за спиной голос жены.

— У тебя, — запинаясь, через силу произнесла Мила, — есть другие предложения?

— Нет! — просипел Гена. — Только пожелание. Чтоб ты сдохла!

Лена Соболева, точно знавшая, что произошло между Геной и Милой, какие страшные слова они бросили один другому в лицо, все-таки оставалась в твердом мнении: Гена и Мила любят друг друга! Любят даже без детей, а с детьми тем более! Да, погорячились! Но вот у свекра, у Володиного папы, есть брат, живет в поселке в двадцати километрах от Большеречья. Он свою жену иначе как на букву «б» не называет! Но ведь видно, что любит глубоко и по-настоящему!

Через год или год с лишним Лена получила подтверждение своим догадкам. Мила неожиданно пригласила ее в кафе. Давно ведь не виделись, хорошо бы встретиться. А потом выяснилось, что дату отмечает. В этот день состоялся первый поцелуй Милы и Гены в переходе метро. Вот и пожалуйста! Лена в муже души не чает, а когда у них случилось, то ли в июле, то ли в августе, не помнит. А Мила празднует!

Гене, дав слово его бывшей жене, Лена ничего не сказала. Конечно, если бы видела в нем особое рвение в семью вернуться, то не умолчала бы. Но Гена хорохорился и заявлял, что на его век медичек хватит.

Да и Людмила говорила с насмешкой о себе:

— Я не женщина, я вумэн, бизнес-вумэн. С тобой, Лен, слабинку дам, расслаблюсь, а потом снова ярмо на шею, удила в зубы. Тебя подвезти? Нет? Значит, встретимся через год?