Сергей Алексеев - Покаяние пророков

Рассказывали, что в молодости, сразу после войны, он попал в НКВД как американский шпион, там его здорово мучили и били, потом закрыли в специальной больнице и выпустили через девять лет. После этого он ушел к сонорецким старцам, долго лечился и жил у них, а явился на Соляной Путь уже со славой юродивого, пророчествующего старца, то есть, в понятии старообрядцев, святого.

— Коли сватать посылаешь, вздумал на кержачке жениться? — ухмыльнулся Космач. — Однако, смелый, паря…

— О себе подумай, твоя судьба решается, — заметил предводитель, которого тон архангельского кержака коробил.

— Раз я отставной фаворит, не знаю, что лучше. — У Космача вдруг защемило сердце. — В ссылку или в монастырь? А может, сразу на плаху?

Вавила относилась к юродивому с доверием и почитанием, и хотя Космач не слышал о предательстве либо измене у сонорецких старцев, сейчас неожиданно подумал, что Клестю могли нашпиговать какой-нибудь психотропной заразой, и неизвестно, как он себя поведет…

— Прошу тебя отнестись к этому серьезно! — крикнул предводитель.

— Если серьезно, то выход есть. Один-единственный.

— Говори, говори!

— Я видел, у тебя в сарае белая лошадь стоит…

— Ну?..

— Думаю, хомут найти можно. Надеть, погонять, чтоб пропотел, а потом протащить всех по очереди. Начиная с тебя.

Предводитель выслушал молча, поправил шарф на шее.

— Ладно, я давал тебе шанс. Ты не захотел воспользоваться. Возьму грех на душу, другого выхода нет. Ты мне мешаешь сейчас и будешь мешать всегда. Не я — ты вывел формулу несоразмерности наказания при смене элит. Нет, речь о казни не идет. Но я вынужден обезличить тебя и удалить из поля нашего зрения. Это судьба, носить номер, под ним и останешься. Я продам тебя в рабство…

На последнее слово, будто на сигнал, в дверях появился есаул с разбитой мордой, щелкнул ножницами. Палеологов указал на Космача.

— Приведи его в соответствующий образ…

Часа полтора он ходил по двору как заведенный и матерился, не понимая даже, кого конкретно ругает. Сумму в сто тысяч долларов Комендант представить себе не мог, но более всего — поверить, что в России, как в средние века, торгуют рабами.

А вот разорившийся бизнесмен в это верил и даже ничуть не возмущался, воспринимал как нормальное рыночное явление: если есть спрос, будет и предложение. Выход виделся один: организовать боевую операцию — нанять бандитов, поехать и отбить Космача; однако Артем Андреевич заухмылялся и отказался, мол, тот продан и куплен работорговцами как товар для дальнейшей продажи, вроде бы этика не позволяет, бизнес есть бизнес. Единственное — торг уместен, поэтому можно скостить тысяч двадцать — тридцать.

Цены на этом рынке не поддавались здравому рассудку: например, как раб Космач стоил в десять раз дешевле, но как заложник — во столько же дороже.

А нанять киллера и убить человека — всего-то тысяча!

Знающий рынок «нарком» в результате заявил, что Космача надо выкупать, потому как эти спекулянты людьми настолько крутые, что с помощью бандитов ничего у них не получить, слишком мощная крыша, да и при малейшей опасности они преспокойно уничтожат товар, и ничем их не взять.

Не в милицию же идти?

Еще пример привел, как в одном приграничном городке нашли сразу девять застреленных молодых девок, которых хотели продать в Турцию, но что-то помешало.

Артем Андреевич уехал, пообещав, что, может быть, как-нибудь и где-нибудь поищет денег, но ничего не гарантировал. То есть получалось: сиди сложа руки и жди, когда Юрия Николаевича перепродадут, увезут из России, когда вообще ничего не сделаешь!

Похищение Почтаря сразу отошло на второй план. Комендант пытался сосредоточиться и найти выход, но, как назло, в голову ничего хорошего не приходило. С обрезом отвоевывать Космача не пойдешь, а выкупать — такие деньги можно только украсть или продать что-нибудь, например, газопровод…

Пометавшись по двору, он бросился к Почтарям, застучал в калитку, но кроме зверского лая собак в ответ ничего не услышал. Да и какой толк со старухи? Что она посоветует, если сама в умопомрачении?

Мысли плутали меж трех сосен: выйти на большую дорогу, подождать и ограбить, например, Джавгета, владельца лесокомбината в Северном. Правда, ездит он с нукерами, но если насыпать на дорогу резаной колючей проволоки и сесть с обрезом в кустах…

Или поехать в город, захватить заложников и потребовать у властей, чтоб разыскали работорговый рынок и вызволили Космача.

Ну или совершить налет на банк…

Все это очень напоминало современное кино и не имело никакого отношения к реальности.

А она, реальность, в конюшне орала от голода и жажды так, что стекла в окнах вибрировали. Реальность — это то, что кричит овдовевшей старухой, что просит корма и воды.

Кондрат Иванович снял недоуздок, висевший у двери, расставил его, как сеть, и приоткрыл дверь: жеребец должен был сам затолкать голову, а иначе не надеть, если сильно взъерепенится, оттолкнет и убежит.

Конь орал, но в двери не лез, как обычно. Комендант открыл пошире и в первое мгновение обомлел. Вместо роскошного искристого хвоста свисал короткий стриженый обрубок, гривы не было вообще, осталась одна пышная смолистая челка на лбу. Кто-то взял и испортил всю красоту!

Сначала он подумал на телевизионщиков — залезли и напакостили, затем погрешил на Почтаря, однако вспомнил, что вечером обряжал, все было на месте. Дед Лука сразу ушел в лес, ночные наблюдатели к конюшне близко не подходили, да и жеребец бы чужого никогда к себе не подпустил…

Кондрат Иванович вошел в стойло, пощупал голый хвост, потрогал шею и руки опустил: с точки зрения здравого ума объяснить, зачем обстригли коня, было невозможно. Ладно провода бы со столбов срезали, алюминиевые тазы и ложки уперли, но кому сейчас может потребоваться конский волос?

— Пошли на реку. — Он взял Жулика в повод. — Чудеса да и только. Кто тебя эдак-то обкорнал?

Жеребец уперся, выходить из денника не захотел, а стянуть его с места еще никому не удавалось. Тогда Комендант обошел вокруг, распахнул двери и сдернул недоуздок.

— Гуляй!

Конь переступил ногами, жалобно крикнул и не вышел. Не зная, что и думать, Кондрат Иванович, будто чумной, опять походил по двору, затем спустился к реке и принес воды. Жулик страдал от жажды, два ведра выпил одним духом и сразу пошел к пустой кормушке — должно, стыдился стриженым выходить на улицу.

Спустив ему сена, Комендант взял вилы, чтобы выкидать навоз, и тут заметил, что одна половица у стены чистая, будто ее вымели. Он ковырнул плаху зубом вил — подалась…