Людвиг Тик - Виттория Аккоромбона

И я иду в слезах, но к раю.

А все подарки ваши вам верну.

Желаю лишь вам передать по завещанью

Мои грехи. О, броситься бы мне скорей

В могилу! И что бы ты ни стоил,

Не оброню слезы — скорее разорвусь на части.

(Бросается на постель.)

                                     Б р а ч ч ь я н о

Я вод летейских уж испил{228}, Виттория!

О высший мой восторг! Виттория!

Что мучит так? И почему ты плачешь?

                                     В и т т о р и я

Да, да, и плачу я кинжалами, ты видишь?

                                     Б р а ч ч ь я н о

Из этих несравненных глаз моих?

                                     В и т т о р и я

Хотела б я, чтоб несравнимы были.

                                     Б р а ч ч ь я н о

А эти губы — разве не мои?

                                     В и т т о р и я

Их надо б откусить, чтоб не были твоими.

                                     Ф л а м и н ь о

Вернись к нему, сестрица.

                                     В и т т о р и я

Прочь, Пандар!

                                     Ф л а м и н ь о

Пандар? Я ль вашему греху причина?

                                     В и т т о р и я

Да! Тот подлейший вор, кто вора впустит в дом.

                                     Ф л а м и н ь о

Поймались мы, мой господин.

                                     Б р а ч ч ь я н о

Не хочешь ли послушать:

Предавшись ревности на миг, скажу,

Тебя любить я буду вечно

И ревновать не буду никогда.

                                     В и т т о р и я

О, ты шут —

Великодушие перерастает ум!

Чем соизволишь боль мою унять?

Неужто вновь греховною любовью?

Теперь скорее разожжешь костер

На океанском дне, чем у меня в груди.

                                     Б р а ч ч ь я н о

Не проклинайте, ради бога!

Меня угодно слушать?

                                     В и т т о р и я

Никогда.

                                     Ф л а м и н ь о

Как дьявольский нарыв, это женское упрямство

Ничем не прорывается! Фу, фу, господин,

(шепчет Браччьяно)

Ведь женщину берут, как черепаху,

На спину повалив. (Громко.) Клянусь, сестра,

Я за тебя. Ну вот, она в обиде.

Престранно, легковерный человек, —

Вообразить влюбленность флорентийца!

Заманит ли купца товар чужой,

Подмоченный и грязный? И все ж, сестра,

Как вам идет ваш недостойный гнев.

(К Браччьяно.)

Зайчонок устоит едва ль, ведь женская обида,

Что бег зайчат, годится для игры,

Минут пятнадцать плача и рыданий —

Потом — на задних лапках.

                                     Б р а ч ч ь я н о

Неужто этот милый взгляд,

Что украшал твое лицо, теперь исчезнет?

                                     Ф л а м и н ь о

Ни одна жестокая хозяйка в мире, которая одалживает монетку подметальщикам, нанимая их, не поступила бы так. (Шепчет Браччьяно.) Обнимите ее, мой господин, поцелуйте ее. Не будьте как хорек, который отпускает свою жертву при малейшем колебании воздуха.

                                     Б р а ч ч ь я н о

Дадим же вновь друг другу руку.

                                     В и т т о р и я

Вот как!

                                     Б р а ч ч ь я н о

И никогда ни гнев, ни хмель

Меня на ревность не подвигнет!

                                     Ф л а м и н ь о (шепчет Браччьяно)

Идите к цели,

Продолжайте смело.

                                     Б р а ч ч ь я н о

Мирись со мной, вселенной предоставь

Нас пушками пугать.

                                     Ф л а м и н ь о

Он сожалеет,

Ведь и лучший ошибается порой от ревности.

А дорогие вина дают крепчайший уксус. Знай,

Моря — сильней, бурней спокойных речек,

Те ж — благотворней и нежней. А женщина в покое —

Что тихая вода под сводами моста —

В нее легко мужчина входит.

                                     В и т т о р и я

О, лицемерие мужчин!

                                     Ф л а м и н ь о

Его мы с женским молоком всосали…

                                     В и т т о р и я

…к беде еще одну беду прибавив.

                                     Б р а ч ч ь я н о

Нежнейший друг…

                                     В и т т о р и я

Унижена я, разве не довольно?

Ах! Ваша нежность, будто снежный шар,

Остатки холодности внутрь вбирает.

                                     Ф л а м и н ь о

И вмиг растет

В жару сердечном. Ускорит это

Рим, пьянящее вино.

                                     В и т т о р и я

Щедрей была награда соколу и псу,

Чем мне. Я больше не скажу ни слова.

                                     Ф л а м и н ь о

Остановите речь ее нежнейшим поцелуем.

(Браччьяно и Виттория целуются.)

(В сторону.) Что ж, миновал отлив, и челн причалил.

В объятьях вновь! Всегда кудрявым нам

У женщин предпочтенье. И отлично!

                                     Б р а ч ч ь я н о

И ты еще ворчишь?

                                     Ф л а м и н ь о

Ваш тесный дымоход всегда дымит.

За вас я попотею.

Тесней прижмитесь и молчите так,

Как греки, сидя в деревянном звере.

Дела бы к обещаньям приложить —

Картинкой мяса никого не накормить.

                                     Б р а ч ч ь я н о

В неблагодарном Риме жить…

                                     Ф л а м и н ь о

…вполне заслуживает «варварским» прослыть.

                                     Б р а ч ч ь я н о

Глупец! Верь, то, что предлагает Флорентиец

(В любви ли, в хитрости — не знаю я), —

Побег задуманный — я сам осуществлю.

                                     Ф л а м и н ь о

Удобней этой ночи нам и не найти:

Скончался папа, кардиналы взяты в конклав{229}

Первосвященника избрать.

А в городе великое смятенье.

Переоденемся ее пажами,

Возьмем почтовых, на корабль — уедем.

В Падую.

                                     Б р а ч ч ь я н о

Я Джованни отошлю

Тайком сейчас же. С матерью своею поедете.

Марчелло мы возьмем, что Флорентийцу служит.

Я выйду раньше всех. А вы, Виттория,

Надейтесь вскоре быть княгиней.

                                     Ф л а м и н ь о

Вот как, сестрица!

Подождите, государь, расскажу-ка я вам одну басню. У нильского крокодила завелся в зубах червяк и стал причинять ему большую боль; маленькая пташка, не больше кролика, взялась быть крокодиловым цирюльником — хирургом. Влетела в пасть, поклевала червяка и тем принесла значительное облегчение. Эта огромная рыба, очень довольная происшедшим, но неблагодарная, опасаясь, что птичка расскажет по всему околотку, что награды не получила, защелкнула челюсти, намереваясь погрузить ее в вечное безмолвие. Но природа, не потерпев такой неблагодарности, снабдила головку птицы пером или жалом, чье острие поранило крокодилов зев, вынудив его открыть кровавую тюрьму, и уцелел милый зубочист от своего жестокого пациента.