Жюль Верн - Ледяной Сфинкс

— Да, — отвечал я, — белые рубахи, цвет которых внушал такой ужас вашему пленнику Ну-Ну…

— Может быть… Я уже мало что понимал… Но если так говорит Пим, верьте Пиму…

Я мог лишний раз убедиться в том, что некоторые явления, о которых рассказывалось в дневнике, доставленном метисом в Соединенные Штаты, не привлекли внимания его самого, и еще более укрепился во мнении, что явления эти существовали исключительно в пылком воображении автора дневника. Я решил воспользоваться случаем и выпытать об этом у Дирка Петерса побольше.

— В эти восемь дней у вас было что поесть? — спросил я.

— Да, и потом тоже… Хватало и нам, и дикарю… В каноэ были три черепахи, а в них достаточно пресной воды. У них вкусное мясо, его можно есть даже сырым— да, сэр, сырым!..

Последние слова он произнес почти шепотом и тут же стал озираться, словно испугавшись, не подслушали ли его.

Я понял, что его душа все еще содрогалась от воспоминаний о страшных сценах на борту «Дельфина». Трудно передать, какое жуткое выражение появилось на физиономии метиса, когда он обмолвился о сыром мясе! Однако это было вовсе не выражение каннибала[102] Австралии или Новых Гебридов — передо мной сидел человек, испытывающий непреодолимый ужас перед самим собой !..

Выдержав некоторую паузу, я повернул разговор на нужную тему.

— Дирк Петерс! Судя по рассказу вашего спутника, первого марта вы впервые увидели обширную завесу из серых паров, пронзаемую лучами света…

— Откуда мне знать, сэр? Если так сказано у Пима, то ему надо верить…

— Он ни разу не говорил вам о лучах света, падающих с неба? — не унимался я, стараясь не произносить слов «полярное сияние», которых метис, пожалуй, не понял бы.

Мне хотелось проверить собственную гипотезу о том, что подобные явления могли быть следствием наэлектризованности атмосферы и, значит, иметь место в действительности.

— Ни разу! — отвечал Дирк Петерс, затратив некоторое время на обдумывание моего вопроса.

— Замечали вы, что море меняло цвет, теряло прозрачность, становилось белым, как молоко, и бурлило вокруг вашего каноэ?

— Чего не знаю, того не знаю… Поймите… У меня голова шла кругом… Лодка уплывала все дальше и дальше, и я все больше терял рассудок…

— А как же мельчайшая пыль, Дирк Петерс? Пыль, больше напоминавшая пепел, белый пепел?..

— Не помню…

— Уж не снег ли это был?

— Снег? Да… Нет… Было тепло… А что говорит Пим? Надо верить словам Пима.

Я окончательно убедился, что метис так и не сумеет дать удовлетворительное объяснение этих невероятных явлений. Даже если допустить, что он был свидетелем сверхъестественных картин, которые живописуют последние главы повествования, они с тех пор начисто стерлись из его памяти.

— Но Пим расскажет вам обо всем этом сам…— проговорил он вполголоса. — Он-то знает! Я не знаю… Он видел… Вы поверите ему…

— Да, я поверю ему, Дирк Петерс, поверю! — отвечал я метису, не желая усугублять его печаль.

— Мы попробуем его отыскать, правда?

— Надеюсь…

— После того как найдем Уильяма Гая и матросов с «Джейн»?

— Да, после этого…

— И даже если не найдем?

— Даже в этом случае, Дирк Петерс… Думаю, что мне удастся уговорить капитана.

— Ведь он не откажется прийти на выручку человеку… такому человеку…

— Нет, не откажется! Ведь если Уильям Гай и его люди остались в живых, то почему не поверить, что и Артур Пим…

— Жив? Да! Он жив! — воскликнул метис. — Клянусь Великим Духом моих предков! Он жив, он ждет меня… Мой бедный Пим… Какой же будет радость, когда он бросится в объятия старого Дирка!.. А моя, моя, когда я сумею прижать его сюда, сюда…

И необъятная грудь Дирка Петерса заходила волнами, как поверхность океана.

Сказав это, он удалился, оставив меня в совершенном умилении — сколько нежности к несчастному товарищу, которого он называл своим сыном, умещалось в сердце этого полудикого человека!..

Второго, третьего и четвертого января шхуна все так же летела на юг, не встречая земли. По всей линии горизонта небо смыкалось с морем. Наблюдатель, качающийся в «сорочьем гнезде», не замечал ни континента, ни даже островка. Может быть, настало время усомниться в правильности утверждений Дирка Петерса, будто он видел какую-то землю? В морях крайнего юга часто случаются обманы зрения…

— Собственно, — сказал я как-то раз Лену Гаю, — Артур Пим покинул остров Тсалал, не имея при себе никаких инструментов, которые позволили бы ему определить свое местоположение…

— Я знаю об этом, мистер Джорлинг, и вполне вероятно, что суша лежит к востоку или к западу от нашего маршрута. Остается сожалеть, что Артур Пим и Дирк Петерс не высаживались на те берега. Тогда бы у нас не оставалось сомнений в их существовании, и мы бы без труда отыскали их. Теперь же у меня возникают большие сомнения…

— Мы отыщем эту землю, капитан, стоит нам подняться еще на несколько градусов к югу…

— Возможно, мистер Джорлинг, но я задаюсь вопросом, не лучше ли исследовать воды между сороковым и сорок пятым меридианом…

— Нам отведено не так уж много времени, — с живостью отвечал я, — и дни, которые уйдут на такой круг, можно будет считать потерянными, ибо мы еще не добрались до параллели, на которой беглецам пришлось разлучиться…

— Скажите на милость, мистер Джорлинг, какая же это параллель? Что-то я не нахожу ни малейшего намека на это в повествовании, так что, не имея возможности вычислить ее, я…

— А ведь в книге есть ясное указание на это, во всяком случае, там говорится, что каноэ отнесло от острова Тсалал весьма далеко. Посмотрите-ка вот на этот отрывок!

В книге говорилось следующее: «В течение семи или восьми дней мы плыли на юг без сколько-нибудь значительных происшествий, пройдя за это время, должно быть, огромное расстояние, так как ветер был попутный и нам помогало сильное течение к югу».

Лен Гай отлично знал этот отрывок, ибо сотни раз возвращался к нему. Я прибавил к прочитанному:

— Он говорит об «огромном расстоянии», а ведь эти строки появились уже первого марта. Путешествие же продлилось до двадцать второго числа того же месяца, и Артур Пим сам поясняет впоследствии, что «мощное течение несет нас все так же к югу» — это его собственные слова. Разве нельзя, опираясь на все это, прийти к выводу, что…

— Что так можно добраться и до самого полюса, мистер Джорлинг?

— Почему бы и нет? Ведь от острова Тсалал до полюса остается всего четыре сотни миль?

— В конце концов это не так уж важно, — отвечал капитан. — «Халбрейн» вышла на поиски моего брата и его товарищей, а вовсе не Артура Пима. Единственное, что нам важно знать, — могли ли они высадиться на тех берегах.