Вадим Прокофьев - Когда зацветают подснежники

— Ну куда же, каналья, задевалась эта рубаха?

К великому своему конфузу, Мирон обнаружил, что преспокойно сидит на ней. И надо разводить утюг. А утюга, конечно, нет, нужно клянчить у соседей. Ладно, и так сойдет.

Стук в дверь.

— Глянь-ка, кто там…

Но Мирон не успел дойти до двери — она раскрылась, пропустив в комнату невысокого плотного человека. Вид у него живописный — поддевка с оборками, приказчичий картуз с суконным козырьком, подбородок чисто выбрит, рыжие охотнорядские усы лихо закручены кверху и придают лицу пришельца какой-то задорный вид. И глаза со смешинкой.

— Долго спите, батенька!

Сухорученко, хитро сощурившись, критически осматривает нового гостя. Мирону даже показалось, что он сделал движение, словно хотел поправить картуз. И Мирон понял — приказчик свой, просто конспирирует И, надо заметить, удачно. Придраться не к чему, вот только голос и еще картавость.

Сухорученко меж тем заторопился. Предлагает перенести разговор о типографии на другое время.

— Продолжайте, продолжайте, я не буду мешать.

— Мы о типографии на Лесной. Вот Мирон хочет ее прикончить…

— Не прикончить, а временно свернуть и схоронить.

Приказчик живо интересуется состоянием дел в «кавказском магазине».

И Соколов понимает — собеседник прекрасно осведомлен обо всем. И его заботит не то, что типография будет закрыта, а то, как сохранить все это хозяйство на всякий случай.

— Есть арендованный торговый склад…

— А квартира? Ведь ей цены нет.

И о квартире знает. Теперь уже Мирон адресует свои доводы к этому человеку с рыжими усами.

— Надо поселить в квартире кого-либо из своих, открыть мастерскую, что ли. Все дешевле, чем магазин.

— Что ж, это почти хорошо. Но надо помнить, только пока!

Гость встает, снимает картуз, протягивает руку.

— Я пошел, вы не опаздывайте!

Надевает картуз и уходит. А Мирон стоит с раскрытым ртом. Сухорученко хохочет. Он понимает, что Соколов заметил огромную пролысину гостя, когда тот снимал картуз. А она так не подходит к молодому лицу и залихватским рыжим усам.

Но Соколов уже вновь собран, деловит.

— Как же все-таки решим?

— А чего решать, когда все уже решено.

И нужно работать.

Потом еще будут аресты. «Бутырки». Сибирский этап.

Будет и Октябрь.

Потом Мирон напишет чудесную книгу воспоминаний.

Но это потом. А пока первая русская революция 1905—1907 годов продолжается.

Никитич — подпольная кличка Красина.