Крис Хамфрис - Честь Джека Абсолюта

— Вы хотите, чтобы я отправился в Рим?

— Да. Вам надлежит внедриться в среду изгнанников-якобитов. Мы подготовим для вас хорошую легенду, а вы будете лишь докладывать, кто и чем занят. Принесете какую-то пользу, а там, глядишь, появится и объект наших поисков: вы укажете на него, и мы его возьмем. Но до той поры пройдет некоторое время, ибо этот хитрый лис наверняка задержится во Франции — заляжет там на дно. Да и не сможет он путешествовать с той же скоростью, как ничем не обремененный юноша вроде вас, потому что едва ли решится бросить своих женщин. Кстати, вряд ли вы знали, что так называемую миссис О’Фаррелл на самом деле зовут Бриджет О’Догерти и она является его женой? Впрочем, это неважно. Надо думать, кузина тоже поедет с ними.

Теперь Тернвилль смотрел на Джека в упор. Поэтому тот вновь приложился к бокалу и пробормотал:

— Но, сэр… меня несколько беспокоит, что этот недавний… переполох в Бате не пройдет незамеченным. О нем будут писать. Мое имя может стать достоянием гласности: ведь журналисты весьма дотошны и, чтобы привлечь побольше подписчиков, стараются вызнать любые подробности подобных скандалов. Боюсь, при таких обстоятельствах обеспечить мое инкогнито будет непросто.

Полковник взглянул на него вопросительно.

— О каком переполохе или скандале идет сейчас речь?

— О покушении на убийство монарха.

— Его не было.

— Но…

— В одном из домов Цирка произошел взрыв газообразного вещества: кажется, какой-то старый ученый производил химические опыты. Домовладелец в бешенстве — это явное нарушение условий договора о найме.

— Люди вряд ли в это поверят, — покачал головой Джек.

— Они поверят в то, о чем им сообщат. — Тернвилль покивал с загадочным видом. — Газеты вовсе не вольны публиковать то, что им вздумается.

— О-о! — Джек сделал большие глаза. — А мне казалось, что у нас в Англии свобода слова.

— Эх, молодежь, — вздохнул Тернвилль, после чего наклонился вперед и постучал по подшивке. — Ну, будете вы это читать или нет?

Джек уставился на аккуратно начертанные имена, на стол с бумагами, на Тернвилля, а потом на окно, за которым шел дождь.

Может ли он взяться за это? Да. Желает ли? Тут было о чем подумать. Его, конечно же, возмущало то, как бесцеремонно его провели, используя в своих целях. Это было предательством, о чем он не преминул сообщить Рыжему Хью, глядя на него поверх кончика своей шпаги. Преступлением против дружбы и, главное, против чести. Когда назревал бой с французским капером, Джек, вопреки совету ирландца, облачился в мундир своего полка и объяснил Хью, что никогда не поступится честью. Рыжий Макклуни презрел его заявление, что требовало удовлетворения. И вот ему предоставлялась возможность сквитаться. Причем действуя хотя и по-иному, чем в армии, но служа королю и в интересах отечества.

Однако прежде, чем согласиться, следовало прояснить две позиции.

— Сэр, — сказал Джек, — мне приказано явиться в полк.

— Полк известят. Поверьте мне, юноша, этот вопрос мы уладим. К общему удовлетворению. Что-нибудь еще?

Джек заколебался, но он должен был сказать это.

— Сэр, я не уверен, что если соглашусь, то все мои мотивы будут… абсолютно чисты. Говоря откровенно, сэр, мисс Фицпатрик… э-э… все еще… как бы это поверней выразить… — Он не закончил фразу.

Тернвилль снова встал, подошел к окну, посмотрел на дождь.

— Послушайте, лейтенант Абсолют. Первое правило шпионажа заключается в том, что никто им не занимается по исключительно бескорыстным мотивам. Нет, бывают, конечно, идеалисты, но мы не будем вести о них речь, потому что все они плохо кончают. Некоторые получают удовольствие от игры — от шифров, переодеваний, ложных имен, интриг, внезапных падений и столь же внезапных взлетов. Некоторые хотят власти… или золота, что зачастую взаимосвязано.

Полковник выдернул ниточку из своего парчового, прекрасно, как заметил Джек, скроенного камзола и пустил ее по воздуху.

— Ну а если уж кем-то движет любовь, что ж… — пожал он плечами. — Бог в помощь этому человеку, скажу я. Бог вам впомощь. — Тернвилль повернулся. — И эта помощь будет вам несомненно оказана… ровно настолько, насколько во всех ваших действиях будет главенствовать верность. Ясно?

«Верность кому?» — подумал Джек, но вслух сказал иное:

— Я все еще не понял, сэр, почему вы хотите, чтобы этим занялся именно я? Наверняка у вас есть более опытные люди, которые тоже знают ирландца. В лицо.

— Например?

Джек указал оттопыренным большим пальцем через плечо, и Тернвилль презрительно хмыкнул:

— Докинс? Вряд ли. Он не очень смышлен, сами видите. — Полковник посмотрел мимо Джека. — Ты ведь не слишком смышлен, Докинс, правда?

— Нет, сэр, — буркнул тот в ответ.

— Есть, конечно, и другие люди, но они или слишком известны, или слишком стары. Короче говоря, даже если никто в якобитском лагере не знает их лично, внедриться туда им было бы трудновато. Не то что вам, человеку молодому, но уже видавшему виды. Ведь для доброй половины юнцов вашего поколения Рим — это непременный элемент так называемого большого вояжа. Уж не знаю, что там привлекательного, — гостиницы убогие, еда отвратительная и кругом одни мерзкие иностранцы. У меня никогда не возникало желания покидать Британию, а если мне и пришлось несколько раз оказаться за ее пределами, то только лишь для того, чтобы схватиться с лягушатниками вплотную. Но вам вписаться в эту компанию будет проще простого. Многих из молодых людей, отправляющихся в Рим, манит псевдоромантика дела Стюартов. Хм… — Он потянулся к столу, постучал по бумагам. — Но в конечном счете решать вам, лейтенант Абсолют. Выбирайте, послужить ли своей родине, а заодно и себе, — эти слова сопровождались сочувственной улыбкой, — помогая обезвредить одного из самых опасных ее врагов, или отказаться. И жить под гнетом последствий отказа.

В последней фразе полковника Джек уловил угрозу. Был ли у него выбор на деле? Ведь откажись он, и подозрение в черной измене останется с ним на всю его жизнь. И разве то, что ему предлагают, не будет способствовать восстановлению пошатнувшегося положения семьи Абсолютов?

Он подался вперед и взял документ.

— Рыжий Хью Макклуни, — прочел Джек вслух. — Он же Уильям Лидбеттер, Томас Лоусон, Джошуа Тамбрилл…

Юноша поднял глаза и посмотрел в окно, на дождь. В голову пришла мысль, которую он придержал при себе.

«Ну-с, господа, увидимся в Риме…»