Василе Александри - Александри В. Стихотворения. Эминеску М. Стихотворения. Кошбук Д. Стихотворения. Караджале И.-Л. Потерянное письмо. Рассказы. Славич И. Счастливая мельница

Попросить тебя хочу…
Призван я, — так поневоле
Сердце падает. Тоскую.
Жаль не вас, а жаль милую, —
Чуть от боли
Не кричу…

Кто рожден в недобрый час,
У того и доля злая.
Мы по матери — два брата.
Охраняй же девку свято,
Соблюдая
Пуще глаз.

Хору не пускай плясать
С незнакомыми, с чужими.
Будь при ней — но знай одно лишь:
Берегись, коли позволишь
Ей с другими
Танцевать!

Ну, с тобою иногда
Пусть попляшет, как сестрица…
К ней, смотри, не жмись, не балуй, —
А не то плясать, пожалуй,
Застыдится
Навсегда.

Нет, и пальцем не задень!
Обнимать не суйся, значит:
Обомрет, и не для виду
Затаит в себе обиду,
И проплачет
Целый день.

У колодца с ней, смотри,
Не болтай, дай лучше крюку,
Проходи своей дорогой,
Не дурачься с девкой строгой,
Ручку в руку
Не бери.

Есть ли девушка смирней!
Поцелуешь — будто рада,
Приласкаешь — равнодушна,
Говорит с тобой послушно, —
Все ж не надо
Верить ей…

Обоймешь ее разок —
Скажет: больно!.. Понимаешь:
Я и сам вдвоем с подругой
Сжать боюсь ей стан упругий, —
Вдруг сломаешь.
Как цветок?

А случится повстречать,
Лучше вид прими угрюмый,
Отойди, — блюди обычай…
Ты не слушай вздор девичий
Да не вздумай
Провожать!

Нрав у матери сердит…
Как начнет — трясутся ноги!
Дочку с парнем коль приметит,
Кулаком, пожалуй, встретит,
На пороге
Разбранит!

В оба-два за ней гляди.
Заходи к ним, да частенько,
Знай, что в доме происходит, —
Особливо кто приходит,
Хорошенько
Проследи!

Девка — горе ты мое!
Белокура, в полной силе,
Высока, стройна собою,—
Видно, велено судьбою,
Чтоб любили
Все ее!

Если ж в дом моей любви
Гость войдет, не будь тетеря, —
Улучи, браток, минутку,
С ним схватись, как будто в шутку,
И, как зверя,
Удави!

Все возьму я на себя,
Мне на совесть грех твой ляжет.
Суд меня пускай засудит,
А тебе беды не будет,
Бог накажет
Не тебя.

Да, она должна любить
Лишь меня, по мне тоскуя.
Но коль что случится с нею,
Берегись, не пожалею;
Ведь могу я
И убить!

Гонец летит, разгорячен.
Узда в зубах. Без шапки он.
Неудержим, неотвратим,
Все заслонил собой одним,—
И только карканье над ним
И крик ворон.

То королю везет ответ
Он с поля боя, с поля бед…
Его одеждою сырой
Прикрыт поверженный герой.
Беде, что он везет с собой, —
Пределов нет!

То мертвый Фулджер. Он врагом
На берегу убит чужом.
Его одежда не одно
Хранит кровавое пятно, —
Так много ран нанесено
Стальным копьем.

Отец несчастный! Наповал
Сражает горя грозный шквал,
И рвется сердце на куски…
Он замер, стиснув кулаки, —
Как будто разум от тоски
Вдруг потерял.

Как может быть убитым тот,
Кто рвался вверх, летел вперед,
Чьи руки сильные могли б
Схватить и молнии изгиб?
Ведь если храбрый так погиб,
Что ж трусов ждет?

К чему теперь весь мир земной?
Свое лицо, о солнце, скрой!
Ты завтра утром не взойдешь.
Он был горяч, он был хорош,
Он на тебя был так похож,
Как сын родной.

Мать безутешна. Плач и стон.
Как дух ее опустошен!
На сердце горе, как свинец…
Погибло все, всему конец!
Ее отчаяньем дворец
Весь потрясен.

Какой изнеможенный вид!
Взор потускневший не горит.
Темнеют впавшие виски…
И рвет от боли и тоски
Свою одежду на куски,
В слезах твердит:

«О, я несчастная! Кого ж
Теперь мне ждать все ночи сплошь,
Не засыпая, чтобы в срок
Услышать топот конских ног?
Ведь никогда на мой порог
Ты не взойдешь!

Но нет, тебя я не отдам, —
В могиле места хватит нам,
Ты оставлять теперь не смей
Отца и матери своей, —
Возьми и нас туда скорей,
Где скрылся сам!»

Но силы нет, — не может мать
Над сыном вьюгой прорыдать.
Вот опускают сына в гроб…
Не плач здесь нужен, а потоп!
Где взять ей пламя, что зажгло б
Его опять?

А ты, что вечно рвался в бой,
Нашел безвременный покой.
Тебе не слышен трубный звон
И шелест дружеских знамен,
Непобедимый побежден
Могильной тьмой.

Быть может, пенье панихид
Тебя утешит, облегчит?
В путь не пойдешь без калача.
В ладони — грош взамен меча,
В другой — унылая свеча…
А где же щит?

Ты озаришь себе свечой
Тропинки в вечности пустой.
Тебе за гробом нужен грош —
Ты реку с ним переплывешь.
Проголодаешься, — так что ж?
Калач с тобой.

Оружье, нужное в бою,
В гробницу сложено твою.
И задрожит небес покров
Под тяжестью твоих шагов.
Пред богом ты предстать готов
В его раю.

И будет ангельская рать,
Тебя увидев, трепетать,
Не поднимая робких глаз.
И даже солнце, изумясь,
Назад помчится в первый раз —
К востоку, вспять!

Сегодня в трауре земля.
И много движется, пыля,
Сюда людей со всех сторон.
Настало время похорон.
Сегодня будет погребен
Сын короля.

И духовенства целый строй
Кадит, молясь «за упокой».
Звон погребальный. Ектенья.
Бойцы. Родные. Храп коня.
Проходит, головы склоня,
Народ простой.

А мать несчастная — она,
Как будто пробудясь от сна,
К могиле бросилась: «Зачем
Его хотят зарыть совсем?
Теперь он холоден и нем,
А я — одна!

Летает сокол без следа.
След рыбы не хранит вода,
Будь выше всех великих скал,
Иль будь, как карлик, слаб и мал, —
Умрешь, как всякий умирал,
Везде, всегда.

Кто б ни был ты — что пользы в том?
Все — только тень и дым кругом.
Живи в богатстве, в нищете —
Равно исчезнешь в пустоте;
Сегодня — эти, завтра — те…
Ведь все умрем!

Я — с сыном. Пусть он погребен…
Где бог, где правда и закон?
Бог посылает нам беду, —
В нем зависть родила вражду,
Я в нем защиты не найду —
Язычник он!

Я не склонюсь теперь пред ним.
Уходят все путем одним:
Умрет и грешник и герой.
Никто не дьявол, не святой.
Любовь и вера — сон пустой,
А жизнь — лишь дым!»

Из сердца речь ее рвалась.
И каждый, в ужасе крестясь,
Ее безумный слушал крик.
Но вдруг предстал пред ней старик,
И прямо в душу взор проник
Спокойных глаз.

То был мудрец. Казалось, он
Был в столб священный превращен,
Чтоб возвышаться сотни лет.
Ровесник мира, мудр и сед,
Как время стар, он жил, как след
Иных времен.

Глаза смотрели все теплей
Из-под седых его бровей.
На длинном посохе рука.
Он молвил: «Внучка! Велика
Твоя жестокая тоска,
Но слез не лей.

Рыданьем надрывая грудь,
Поможешь ли чему-нибудь?
Все это видеть нам легко ль?
Твой плач умножил нашу боль.
Подать совет тебе позволь:
Спокойней будь.

Вот солнце, небо обагрив,
Уйдет за край лесов и нив.
Мы не заплачем, а пойдем
Своей тропой, своим путем.
Твой сын ушел, оставил дом,
Но знай: он жив!

Кому теперь поведать мне
О незабвенной старине?
Я силу пробовал свою
С могучим Волбуре в бою,
С Кривэцем в сумрачном краю,
В его стране.

Вот были люди — слава им!
Но все ушли путем одним…
Им все исполнить удалось,
И просто умерли, без слез,
И ни один не произнес,
Что жизнь — лишь дым!

Не схожи дымные клубы
С суровостью людской судьбы.
Я не боялся, не боюсь
Того, что жизнь — тяжелый груз.
Всем завладеть желал бы трус —
Но без борьбы.

Твердит, что жизнь кончать пора б,
Лишь подлый трус и жалкий раб.
А тот, кто честен и горяч, —
Живет, не помня неудач.
Лишь сумасшедшим нужен плач,
Лишь тем, кто слаб.

Перед тобою жизни путь,
И ты о смерти позабудь,
Существовали короли,
Что изменяли строй земли, —
И тоже умерли, ушли…
Не в этом суть!

Но знаю я одно, и вот
Сказать о том настал черед:
Ты в жизнь грядущую поверь,
 Тогда утихнет боль потерь.
Все, что незыблемо теперь,
Как сон пройдет.

Ты с правдой вечной сохранить
Должна связующую нить, —
Людей животворит она…
И пусть порою жизнь трудна —
Запомни: жизнь тебе дана —
И надо жить!»

Она затихла, а потом
Остановила взгляд на нем,
Не слыша, что он говорит.
Быть может, гроб уже закрыт…
Все принимало странный вид:
Все было сном.

И слез не стало. Тишь и мгла.
Толпились люди без числа —
Мужчины, женщины вокруг…
И охватил ее испуг:
Понять хотела что-то вдруг —
И не могла.

Смешная мысль! Все решено…
Зачем же здесь людей полно?
Зачем куда-то смотрят вниз?
«Над ямой вырытой сошлись
Все сумасшедшие — вглядись!
О, как смешно!»

Рыдали в лад колокола —
В их звоне жалоба была.
Стучал по крышке гробовой
За комом ком земли сырой,
И песнь возникла над землей,
Как луч светла.

«Оставь вопросы, — знай одно:
На них ответить не дано.
Страшись идти наперерез…
Своих ветвей не помнит лес,
Не знает жизнь, что я исчез, —
Ей все равно!»