* * *
  Пойдешь ли со мною, о Тибби Дунбар?
 Пойдешь ли со мною, о Тибби Дунбар?
 Поедем верхом иль в карете вдвоем,
 А то и пешком по дорогам пойдем.
    Отца твоего мне не нужен доход.
 На что мне твой гордый и чопорный род?
 Делить и нужду и достаток со мной
 Приди ко мне, Тибби, в юбчонке одной.
      Босая девушка
   Об этой девушке босой
 Я позабыть никак не мог.
 Казалось, камни мостовой
 Терзают кожу нежных ног.
    Такие ножки бы одеть
 В цветной сафьян или в атлас.
 Такой бы девушке сидеть
 В карете, обогнавшей нас!
    Бежит ручей ее кудрей
 Льняными кольцами на грудь.
 А блеск очей во тьме ночей
 Пловцам указывал бы путь.
    Красавиц всех затмит она,
 Хотя ее не знает свет.
 Она достойна и скромна.
 Ее милее в мире нет.
    * * *
  В полях, под снегом и дождем,
 Мой милый друг,
 Мой бедный друг,
 Тебя укрыл бы я плащом
 От зимних вьюг,
 От зимних вьюг.
    А если мýка суждена
 Тебе судьбой,
 Тебе судьбой,
 Готов я скорбь твою до дна
 Делить с тобой,
 Делить с тобой.
    Пускай сойду я в мрачный дол,
 Где ночь кругом,
 Где тьма кругом,—
 Во тьме я солнце бы нашел
 С тобой вдвоем,
 С тобой вдвоем.
    И если б дали мне в удел
 Весь шар земной,
 Весь шар земной,
 С каким бы счастьем я владел
 Тобой одной,
 Тобой одной.
      Прощание  [23]
  Кто доблестен, тот может ли страдать,
 Или, вернее, замечать страданья?
 Но если он умножит жизнь свою,
 Включив другие дорогие жизни —
 Судьбу любимой хрупкой красоты,
 Судьбу детей беспомощных, чье счастье
 Зависит от него, — увы, тогда
 Почувствовать он должен неизбежно
 Занозу, разрывающую сердце.
 Его судьба испуганно заплачет…
 Так и со мной случилось. Я погиб.
 Томсон. «Эдвард и Элеонора»
    Моя Шотландия, прощай!
 Милей мне твой туманный край
 Садов богатых юга.
 Прощай, родимая семья —
 Сестра, и брат, и мать моя,
 И скорбная подруга!
    С тоской тебя я обниму,
 Малютка дорогая.
 Тебя я брату своему
 С надеждой поручаю.
    И ты, мой
 Любимый
 Товарищ юных дней,
 Участьем
 В ненастье
 Семью мою согрей!
    А ты, подруга, не грусти.
 Чтобы тебя и честь спасти,
 Бегу я в край далекий.
 Нужда стучится к нам во двор,
 Грозят нам голод, и позор,
 И суд молвы жестокий.
    Друзья, на дальнем берегу
 В томительном изгнанье
 Я благодарно сберегу
 О вас воспоминанье.
    Грохочет,
 Пророчит
 Бушующий простор:
 Мне крова
 Родного
 Не видеть с этих пор!
      К портрету Роберта Фергюссона, шотландского поэта
   Проклятье тем, кто, наслаждаясь песней,
 Дал с голоду поэту умереть.
 О старший брат мой по судьбе суровой,
 Намного старший по служенью музам,
 Я горько плачу, вспомнив твой удел.
    Зачем певец, лишенный в жизни места,
 Так чувствует всю прелесть этой жизни?
      О памятнике,
 воздвигнутом Бернсом
 на могиле поэта
 Роберта Фергюссона
   Ни урны, ни торжественного слова,
 Ни статуи в его ограде нет.
 Лишь голый камень говорит сурово:
 — Шотландия! Под камнем — твой поэт!
      Надпись
 на банковом билете  [24]
   Будь проклят, дьявольский листок!
 Ты был всегда ко мне жесток.
 Ты разлучил меня с подружкой
 И за столом обносишь кружкой.
 Ты обрекаешь честный люд
 На голод, рабство, тяжкий труд
 И шлешь искать земли и крова
 Вдали от берега родного.
    Не раз я видел, как злодей
 Над жертвой тешился своей,
 Давным-давно единым махом
 Я гордеца смешал бы с прахом,
 И только твой надежный щит
 Его от мщения хранит.
 А без тебя, нуждой гонимый,
 Я покидаю край родимый.
    * * *
  Всю землю тьмой заволокло.
 Но и без солнца нам светло.
 Пивная кружка нам — луна,
 А солнце — чарочка вина.
    Готовь нам счет, хозяйка,
 Хозяйка, хозяйка!
 Стаканы сосчитай-ка
 И дай еще вина!
    Богатым — праздник целый год
 В труде, в нужде живет народ.
 Но здесь равны и знать и голь:
 Кто пьян, тот сам себе король!
    Неси нам счет, хозяйка,
 Хозяйка, хозяйка!
 Стаканы сосчитай-ка
 И дай еще вина!
    Святой источник — мой стакан:
 Он лечит от сердечных ран.
 Ловлю я радости в вине,
 Но лучшие живут на дне!
    Давай нам счет, хозяйка,
 Хозяйка, хозяйка!
 Стаканы сосчитай-ка
 И дай еще вина!