Царевна Лебедь - Пушкин Александр Сергеевич

Крик женский, брань, и смех, и ропот.

Вдруг восклицанье раздалось,

И смолкло всё. Лишь конский топот

Был слышен в грозной тишине.

Там, окруженный сердюками,

Вельможный гетман с старшинами

Скакал на вороном коне.

А там по киевской дороге

Телега ехала. В тревоге

Все взоры обратили к ней.

В ней, с миром, с небом примиренный,

Могущей верой укрепленный,

Сидел безвинный Кочубей,

С ним Искра тихий, равнодушный,

Как агнец, жребию послушный.

Телега стала. Раздалось

Моленье ликов громогласных.

С кадил куренье поднялось.

За упокой души несчастных

Безмолвно молится народ,

Страдальцы за врагов. И вот

Идут они, взошли. На плаху,

Крестясь, ложится Кочубей.

Как будто в гробе, тьмы людей

Молчат. Топор блеснул с размаху,

И отскочила голова.

Всё поле охнуло. Другая

Катится вслед за ней, мигая.

Зарделась кровию трава –

И, сердцем радуясь во злобе,

Палач за чуб поймал их обе

И напряженною рукой

Потряс их обе над толпой.

Свершилась казнь. Народ беспечный

Идет, рассыпавшись, домой

И про свои работы вечны

Уже толкует меж собой.

Пустеет поле понемногу.

Тогда чрез пеструю дорогу

Перебежали две жены.

Утомлены, запылены,

Они, казалось, к месту казни

Спешили, полные боязни.

«Уж поздно», – кто-то им сказал

И в поле перстом указал.

Там роковой намост ломали,

Молился в черных ризах поп,

И на телегу подымали

Два казака дубовый гроб.

Один пред конною толпой

Мазепа, грозен, удалялся

От места казни. Он терзался

Какой-то страшной пустотой.

Никто к нему не приближался,

Не говорил он ничего;

Весь в пене мчался конь его.

Домой приехав, «что Мария?»

Спросил Мазепа. Слышит он

Ответы робкие, глухие…

Невольным страхом поражен,

Идет он к ней; в светлицу входит:

Светлица тихая пуста –

Он в сад, и там смятенный бродит;

Но вкруг широкого пруда,

В кустах, вдоль сеней безмятежных

Всё пусто, нет нигде следов –

Ушла! – Зовет он слуг надежных,

Своих проворных сердюков.

Они бегут. Храпят их кони –

Раздался дикий клик погони,

Верхом – и скачут молодцы

Во весь опор во все концы.

Бегут мгновенья дорогие.

Не возвращается Мария.

Никто не ведал, не слыхал,

Зачем и как она бежала.

Мазепа молча скрежетал.

Затихнув, челядь трепетала.

В груди кипучий яд нося,

В светлице гетман заперся.

Близ ложа там во мраке ночи

Сидел он, не смыкая очи,

Нездешней мукою томим.

Поутру посланные слуги

Один явились за другим.

Чуть кони двигались. Подпруги,

Подковы, узды, чепраки,

Всё было пеною покрыто,

В крови, растеряно, избито –

Но ни один ему принесть

Не мог о бедной деве весть.

И след ее существованья

Пропал, как будто звук пустой,

И мать одна во мрак изгнанья

Умчала горе с нищетой.

Песнь третия

Души глубокая печаль

Стремиться дерзновенно в даль

Вождю Украйны не мешает.

Твердея в умысле своем,

Он с гордым шведским королем

Свои сношенья продолжает.

Меж тем, чтоб обмануть верней

Глаза враждебного сомненья,

Он, окружась толпой врачей,

На ложе мнимого мученья,

Стоная, молит исцеленья.

Плоды страстей, войны, трудов,

Болезни, дряхлость и печали,

Предтечи смерти, приковали

Его к одру. Уже готов

Он скоро бренный мир оставить;

Святой обряд он хочет править,

Он архипастыря зовет

К одру сомнительной кончины,

И на коварные седины

Елей таинственный течет.