Татьяна Шамякина - Как жила элита при социализме

А про плен советской пропаганды я рассуждала тогда напрасно. Отец и его друзья мыслили очень критично и ответственно. Многие их прозрения подтвер­дились через двадцать лет. Не предвидели они только одного — ликвидации СССР. Хотя военный конфликт допускали. Видели опускание культуры и морали. И если в отношении Сталина и Хрущева их мнения разделились, то в 1964 году, после свержения Хрущева и установления власти Л. И. Брежнева, они оказались единодушны в убеждении, ставленником каких сил он был. И все 18 лет правле­ния Брежнева с этой мыслью и прожили.

Действительно, уже при Брежневе диссидентура реально определилась. Она делилась как бы на две части: высшие обслуживали властную элиту, являясь помощниками, советниками, спичрайтерами Генсека и членов Политбюро. Лео­нид Ильич снисходительно-добродушно называл их — «мои социал-демократы», то есть видел их нутро, но нюансов, конечно же, не улавливал. Вторая часть — в основном творческая интеллигенция. Иногда Председатель КГБ Юрий Влади­мирович Андропов высылал творцов за границу — вовсе не в наказание, а чтобы сохранить, дать известность как гонимым, мученикам, подчеркнуть их якобы значимость.

О диссидентах пишет, правда, уже в наши дни, известный кинорежиссер и актер Никита Михалков: «Я уважаю людей, которые высказывают свою точку зрения, но принципиально не приемлю диссидентства. Потому что, как правило, это борьба не с чем-то конкретным, что мешает жить, а борьба вообще. Борьба с тем, что являет собой принцип власти и силы. Диссидентство — это отрица­ние. А мне неинтересно ни говорить, ни делать то, что я не люблю. Неинтересно говорить, как я не люблю Ленина. Мне интересней рассказывать, как я люблю Обломова. И вообще объединение людей вокруг «нет» опустошительно. Только те, которые объединяются вокруг «да», могут что-то создать. Меня интересует возможность созидать. <...> Мне объясняют, что интеллигенция всегда была в оппозиции к власти. А почему это должно быть так? <...> Если я верю, что решения власти вызваны искренним желанием сделать стране лучше, я готов ее понять и вместе с ней нести все тяготы». Именно так ощущали себя белорусские интеллигенты, но... до определенного момента. Именно до того момента, когда увидели окружение Л. И. Брежнева.

Я не раз писала о временах Л. И. Брежнева, которые многие мои сверстники вспоминают как золотой век социализма. Я отмечала, что этот период можно рассматривать либо в качестве передышки между невероятно сложными мобили­зационными сталинскими годами и хаосом «перестройки», либо как постепенное омещанивание народа и деградацию советского проекта, прежде всего из-за пре­дательства элиты.

В самом деле, можно подходить ко времени правления Л. И. Брежнева по- разному. Как и к любому времени. В каждом — в каждой эпохе, десятилетии, годе, даже дне — есть и хорошее, и плохое, и парадоксальное, и абсурдное, нево­образимое — с точки зрения наших потомков.

Я очень многое с энтузиазмом принимаю в нашем времени. Почему бы нет? Ведь я — из 1960-х годов, времени НТР — научно-технической революции. Мы страстно увлекались фантастикой, горячо интересовались научными и техниче­скими достижениями. Очень многие прорывные идеи того времени, пропаганди­руемые в так любимых мною до сих пор научно-популярных журналах, реализо­ваны именно сейчас, а многое и до сих пор не осуществлено.

Эх, те бы милые, сердечные, дружеские отношения между людьми да соеди­нить с нынешними техническими достижениями, о которых мы так мечтали! Можно ли не любить сегодняшнее время, когда в нем сбываются мечты юности! Но, как говорится, какой ценой?! Многое душа не принимает. Может, это пока, — надо надеятся, что от удивительных изобретений мир и правда станет лучше, как мечтали советские фантасты? Просто люди в растерянности. Мы сразу получи­ли слишком много и не сообразили, как этим пользоваться. Стоило бы изучить мечты тогдашних молодых, чтобы лучше оценить сегодняшнее.

Помнить историю нужно и по другой причине. Вспоминая, я даже сама удивляюсь, насколько глубоко мы носим в себе минувшее: прошлое определяет нас, людей ХХІ века, — буквально все в нас! Моя любовь к деревне — от детства в Терюхе; мои курсы лекций и публикации по истории мировой культуры — от хождения по музеям и путешествиям в отрочестве; библиофильство, корпора­тивный дух — от общей атмосферы «писательского» дома; подписка, до сих пор, на двадцать изданий ежемесячно — от традиции семьи; любовь ко всему необычному и загадочному (даже докторскую диссертацию защитила о самом загадочном в филологии — о мифе) — от любимых книг в подростковом воз­расте. И что бы ни взять — проросло из прошлого. Время хотя и течет, но в человеке — остается.

Так и в обществе: наше ближайшее прошлое, как бы это кому ни было про­тивно, — советское. Мы из него вышли, выросли, видим ежедневно вокруг. А свое прошлое, чтобы понимать себя нынешних, нужно знать.