Бернадетт Стрэхн - А счастье пахнет лавандой!

— Я давно хочу поцеловать тебя, — сказал Аден серьезно.

— Это плохо?

— Это совсем даже не плохо.

Они целовались так долго, что когда закончили, то заметили, что чесночный хлеб давно прибыл и укоризненно разместился между ними.

— Не могу дождаться этой поездки в Лос-Анджелес. — Аден оторвал кусочек хлеба.

На ее празднике появилась тучка и стал накрапывать довольно сильный дождик. Когда и на сколько ее новый бойфренд (кем, определенно, он теперь ей был) собирается в этот Лос-чертов-Анджелес?

— Один раз я там был. — Аден только увеличил нависшую над его гёрлфренд (кем, определенно, она теперь ему была) грозовую тучу. — Но то была короткая деловая поездка. В этот раз можно будет внимательно все осмотреть, по-настоящему почувствовать очарование этого места. Восемь недель — это, можно сказать, не просто поездка, а кусочек жизни!

Прибыла пицца. Пока Аден благодарил официанта, в ее мозгу все лихорадочно прокручивалось. Восемь недель! И как это он может так веселиться, понимая, что покинет ее на целых восемь недель после всего, что с ними произошло! Она смотрела на него во все глаза, пока он аккуратненько разрезал свою пиццу «Четыре времени года» на ровненькие кусочки.

Иви представляла его в окружении голливудских красавиц в бикини, у которых размеры груди соперничают с пышностью причесок.

— Видимо, — продолжал он, помахивая вилкой с пиццей и анчоусом, — самое главное во всем этом то, что там будешь ты.

— Я буду там?

В том, что он говорил, не было никакого смысла.

— Я так не думаю, — сказала Иви злобно. — Я буду сниматься в телесериале. Или ты об этом забыл?

Аден уставился на нее так, как будто она сошла с ума. Кто знает, может, она и привыкла так себя вести, но он никак не мог одобрить подобную манеру поведения.

— Да-да, — согласился он голосом, которым говорил всего один раз в своей жизни, а именно: когда пытался уговорить свою обезумевшую бабушку перестать петь. — Ты снимаешься в телесериале, в Лос-Анджелесе. Со мной.

Ивина нижняя челюсть выдвинулась вперед, а все лицо приняло чрезвычайно мрачное выражение. Это не добавило ей привлекательности, а скорее, вызвало воспоминание об обезьянах, но она не в силах была что-либо с этим поделать. В конце концов она тихо произнесла:

— Ты хочешь сказать, что «Заход солнца» будут снимать в Лос-Анджелесе и ты над ним работаешь?

Было ясно, что Аден делает все, что в его силах, чтобы не расхохотаться.

— Тебе что, нужно все повторять по три раза и громким голосом? Да, дорогая, я действительно помощник режиссера на этих съемках, и мы летим именно туда, куда я сказал, на восемь недель вместе с тобой. Что же, твой агент не прочитал тебе условия контракта?

И все же, только когда Аден обнял ее, Иви почувствовала, что мрачная туча рассеялась. Значит, она отправляется в самый блестящий уголок на планете, это все оплачивают, со своим любимым, прекрасным, добрым, веселым бойфрендом, который еще и так прекрасно целуется!

И еще — он назвал ее «дорогая».

Спокойной прогулкой такие события закончиться не могли. Полночь застала Иви и Адена на крыльце, открывающими замок и целующимися так, будто они были рождены только для этого.

Когда они наконец вошли, то столкнулись с Бингом, который тащил вниз стремянку. Его волосы, руки и ноги были испещрены белыми полосочками. По удивительной причине его сверхэлегантные розовые штаны остались невредимыми.

— Как прошло свидание? — лукаво спросил он, когда все собрались в кухне в ожидании, пока закипит чайник.

— О, ну ты же знаешь. Свидание — оно и есть свидание. — Выражение лица Иви ни в коей мере не соответствовало ее словам.

— Пицца была нормальная, — высказался Аден.

— Хорошо прокатились на лодке.

— Во время пикника все было очень вкусно, — улыбнулся Аден.

— А как же обнимания и поцелуи? — взревел Бинг.

— А вот так, раз уж ты спросил. — Аден кинулся к Иви и крепко ее поцеловал.

— Я думал, ты скажешь, что он был нерешителен.

— Он спокоен, — сказала Иви умиротворенно.

Она направилась в свою комнату. Бинг последовал за ней с выражением озабоченности на лице.

— Мне кажется, это судьба, — говорил он. — Я хочу сказать, никаких проблем. Никаких препятствий. Никаких мрачных тайн. Понимаю, рано делать выводы, но ты выглядишь… — Он внимательно присмотрелся к ней. — Ты выглядишь счастливой, девочка.

— Думаю, так оно и есть. — Она постаралась прислушаться к себе. Да. Я чертовски счастлива!

— Смотри теперь не подкачай. — Бинг обнял ее так, что косточки захрустели.

— Как трогательно ты в меня веришь. — Иви вдруг застыла и начала втягивать носом воздух. — Ты чувствуешь запах? Сумка Белл! Прямо как пару дней назад, — усмехнулась она. — Я могу утверждать, что Белл одобряет Адена. — Она похлопала Бинга по боку. — Теперь я уверена.

— Ну надо же, — проговорил Бинг.

Сидя близко друг к другу, как котята на календарях, Иви и Аден забыли про чай и внимательно прислушивались друг к другу. Дверь гостиной скрипнула, и вошел Бинг, свежий после душа, с крошечным полотенцем, прикрывавшим лишь самое необходимое. Он заглянул в кухню и сказал:

— Знаю, вам сейчас не до меня, но мне необходимо кое-чем с вами поделиться, так как я в некотором роде нервничаю. Иви, вчера я выбросил Беллину сумку. Вот и все. Спокойной ночи. — Бинг удалился.

— Что это значит? — спросил Аден.

Иви, которая совсем не нервничала, проговорила:

— Он хотел сказать, что ты одобрен на высшем уровне.

Существовали вещи, в которых Бриджит могла быть очень даже полезна, как-то: присмотр за детьми, советы в вопросах католической веры, узколобые обвинения и решение проблемы с чемоданами. Иви дожила до двадцатисемилетнего возраста, не научившись всем этим нужным вещам и не купив за всю жизнь ни одного приличного чемодана. В те редкие случаи, когда она покидала страну, ей всегда приходилось перед поездкой наведываться в Сурбитон, чтобы стянуть что-нибудь из маминой впечатляющей коллекции дорожных принадлежностей.

На Ивиной стороне, в качестве моральной поддержки и для демонстрации хороших манер, выступала Саша. Бриджит нравилась Саша из-за ее шикарного вида, а также из-за того, что всегда носила хорошую обувь. Эти два ценных качества гарантировали человеку высокую оценку в глазах Бриджит. В ее представлении шикарный вид означал мудрость, смелость, талант, находчивость, а возможно, и принадлежность к королевской семье. Осмелься только Иви заикнуться, что с помощью хрусталя можно вылечить геморрой или высказать предположение, что Иисус был астронавтом, ее бы тут же высмеяли и отругали. А Сашин беспорядочный бред воспринимался мамашей Крамп с восхищенным вниманием.