Не развод, а война (СИ) - Вишневская Дана

— Но ремонты делали во время брака, — возражаю я. — Я выбирала обои, мебель, создавала интерьер. Это тоже мой вклад.

— Твой вклад — это мой кошелёк, — едко замечает он.

— Сволочь, — шепчу я.

— Что ты сказала?

— Я сказала "сволочь", — повторяю я громче. — И это ещё мягко сказано.

Скобеев кашляет.

— Может, сделаем перерыв? — предлагает он. — Эмоции зашкаливают.

— Нет, — говорю я. — Продолжим. Хочу услышать всё до конца.

Мензуров листает бумаги.

— Бизнес. Строительная компания "ГрандСтрой". По закону половина доли принадлежит супруге.

— По закону, может быть, — говорит Скобеев. — Но по справедливости — нет. Госпожа Громова не принимала участия в управлении компанией.

— Зато принимала участие в жизни управляющего этой компанией, — парирую я. — Готовила ужины для партнеров, устраивала приемы, была идеальной женой бизнесмена.

— Это называется выполнением супружеских обязанностей, — холодно отвечает Скобеев.

Меня трясет от ярости. Супружеские обязанности? Как будто я проститутка на содержании!

— Руслан, — поворачиваюсь я к мужу, — скажи мне в глаза, что я была просто... обслуживающим персоналом.

Он молчит, смотрит в стол.

— Скажи! — повышаю я свой голос.

— Ты была хорошей женой, — тихо отвечает он.

— Хорошей женой, которая не заслуживает ничего, кроме личных вещей?

Опять молчание.

— Отлично, — говорю я. — Тогда я буду драться за каждый рубль. За каждый долбаный квадратный метр. За каждую долю процента в твоей компании.

— Попробуй, — холодно отвечает он.

— Обязательно попробую.

Мензуров и Скобеев переглядываются. Понимают, что мирные переговоры провалились.

— В таком случае, — говорит Тихон, — дело пойдет в суд.

— Прекрасно, — отвечает Скобеев. — Мы готовы.

— И мы готовы, — добавляю я.

Руслан встает.

— Значит, война? — спрашивает он.

— Ты сам её объявил, — отвечаю я. — В день нашей годовщины. Или забыл?

Его лицо каменеет.

— Помню. И не жалею.

— А я пожалею о многом, — говорю я. — Но не о том, что буду драться за справедливость.

Он направляется к двери, Скобеев за ним.

— Увидимся в суде, коллега, — говорит адвокат Руслана Мензурову.

— С удовольствием, — отвечает Тихон.

Дверь закрывается, и я остаюсь наедине со своим адвокатом.

— Ну что, — говорю я, — будете меня защищать от этих акул?

— Буду, — кивает он. — И знаете что? Ваш муж совершил ошибку.

— Какую?

— Недооценил вас. А это в бракоразводных процессах смертельно опасно.

Я смотрю на него и вдруг понимаю: да, может быть, Руслан меня недооценил. Может быть, он привык к покорной жене, которая соглашается на всё. Но я изменилась. Война меня изменила.

— Тихон Аркадьевич, — говорю я, — а, правда, что вы можете вытащить любое дело?

— Не любое, — честно отвечает он. — Но ваше — смогу. У нас есть все шансы на победу.

— Тогда начинаем готовиться к бою?

— Уже начали, — улыбается он. — С сегодняшнего дня.

Я выхожу из офиса со странным чувством. С одной стороны, страшно — впереди долгая судебная тягомотина. С другой — я почему-то уверена, что справлюсь. Должна справиться. Ради себя, ради Савелия, ради справедливости.

Руслан думает, что я сломаюсь? Ошибается. Я только начинаю сражаться.

На парковке возле офиса Руслан ждёт меня у моей машины. Стоит, прислонившись к капоту, курит. Когда он успел снова начать курить? Бросил ведь пять лет назад.

— Поговорим? — говорит он, когда я подхожу.

— О чем тут говорить? — отвечаю я, доставая ключи. — Всё уже сказано.

— Не всё.

Он затягивается сигаретой, и я вижу, как немного дрожат его пальцы. Нервничает? Или просто холодно?

— Слушаю, — говорю я, но к машине не подхожу. Держу дистанцию.

— Это безумие, Злата. Судебные тяжбы затянутся на месяцы. Адвокаты обдерут нас обоих как липку.

— Ты об этом должен был подумать раньше.

— Я думал, ты будешь разумной.

Я смеюсь. Даже самой смешно от этого звука — такой истеричный получается.

— Разумной? Это блин когда примерная жена после двенадцати лет брака соглашается на подачки?

— Это не подачки, — он бросает сигарету и давит её каблуком. — Я обеспечу тебя и Савелия. Дам денег на квартиру, на жизнь.

— Сколько? — спрашиваю я прямо. — Назови сумму.

Он молчит.

— Два миллиона? Три? Пять?

— Злата, не делай из меня скота.

— А что ты делаешь из меня? — кричу я. — Думаешь, я не знаю, сколько стоит твоя компания? Сколько стоит дом? Машины? Всё, что мы нажили вместе?

— Мы? — он подходит ближе, и я чувствую знакомый запах его парфюма. — Это я нажил. Своими руками, своим потом, своими бессонными ночами!

— А я что делала? Маникюр по утрам?

— Ты была женой и матерью. Хорошей женой и матерью. Но это не повод претендовать на мой бизнес.

Меня трясёт. От холода, от злости, от отчаяния — от всего сразу.

— Знаешь что, Руслан? — говорю я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Иди к черту.

— Элегантно, — усмехается он.

— А ты хотел элегантности? После того, как унизил меня перед гостями в день годовщины?

Его лицо меняется. Появляется что-то похожее на вину.

— Это было... неудачно, — признаёт он.

— Неудачно? — повторяю я. — Руслан, ты разрушил мою жизнь на глазах у наших друзей! Ты сделал из меня посмешище!

— Я не хотел...

— Что ты не хотел? Разводиться? Тогда зачем заявил об этом?

Он проводит рукой по волосам — знакомый жест. Всегда так делал, когда нервничал.

— Хотел разводиться, — тихо говорит он. — Но не хотел превращать это в цирк.

— Поздно. Цирк уже начался. И теперь представление будет идти до конца.

Я открываю дверь своей машины, но он хватает меня за руку.

— Подожди. Давай попробуем договориться без адвокатов. Сядем за стол, как взрослые люди, и всё обсудим.

Смотрю на его руку на своём запястье. Когда-то эти прикосновения вызывали дрожь. Сейчас только раздражение.

— Отпусти, — говорю я.

— Злата, прошу тебя. Ради Савелия.

— Не смей использовать сына как козырь! — вырываю я руку. — Именно ради него я и борюсь!

— За что борешься? За деньги?

— За справедливость!

— Справедливость? — он смеётся, и этот смех режет по нервам. — Ты хочешь половину моего бизнеса, в который никогда не вкладывала ни копейки!

— Я вкладывала себя! — кричу я. — Свою жизнь, своё время, свою молодость!

— И получала взамен безбедное существование!

— Безбедное существование? — повторяю я. — Господи, что ты говоришь! Будто я содержанка какая-то!

— Я не это имел в виду.

— А что? Что ты имел в виду, Руслан?

Он стоит передо мной, и я вижу, как двигаются его желваки. Сдерживается изо всех сил.

— Имел в виду, что не всё измеряется деньгами, — наконец говорит он.

— Тогда зачем ты их так бережёшь?

— Потому что это результат моего труда!

— А я что? Бездельничала двенадцать лет? Сидела припудривалась, пока ты геройствовал на стройке? Или ты забыл, кто ночами у капризного младенца не спал, кто школу, садик и больницы на себе тащил? Ах да, ты же всегда считал, что "домохозяйка" — это не работа, а так, хобби для ленивых.

— Ты была счастлива! — взрывается он. — Ты занималась любимым делом, воспитывала сына, ни в чём не нуждалась!

— Была счастлива? — шепчу я. — Ты правда так думаешь?

Что-то в моём голосе заставляет его замолчать.

— Ты думаешь, я была счастлива, когда ты приходил домой в полночь? Когда пропускал школьные праздники Савелия? Когда забывал о моих выставках? Когда в последний раз целовал меня не из вежливости, а потому что хотел?

— Злата...

— Когда ты в последний раз говорил мне, что любишь? Не в ответ на мои слова, а просто так?

— Мы не об этом говорим, — отводит он глаза.

— Как раз об этом! — кричу я. — Ты хочешь знать, что я вкладывала в наш брак? Я вкладывала любовь! Каждый день, каждый час! Даже когда ты становился всё холоднее, всё равнодушнее!