Развод. Пусть горят мосты (СИ) - Бестужева Стася

Руки начинают дрожать. К концу месяца? Какое сопротивление? О чем они говорят?

– Мама, – продолжает Ника еще тише, – я кое-что записала. На диктофон в телефоне. Их разговор вчера вечером, когда они думали, что мы с Данилкой спим.

– Боже мой, Ника, – сердце готово выскочить из груди. – Это же опасно! Если папа узнает...

– Он не узнает, – в ее голосе появляется решимость. – Я осторожна. И я должна помочь тебе. Мы же команда, правда?

Слезы наворачиваются на глаза. Моя двенадцатилетняя дочь играет роль шпиона, рискует собственной безопасностью, чтобы защитить меня. Это неправильно. Дети не должны попадать в такие ситуации.

– Что именно ты записала? – спрашиваю, хотя боюсь услышать ответ.

– Они говорили о том, что нужно «ускорить процесс». Вероника сказала, что устала «играть в любящую мачеху» и хочет поскорее «избавиться от наследства предыдущего брака». А папа... – голос срывается, – папа сказал, что «Елена скоро поймет, что дети для нее потеряны навсегда, и перестанет цепляться за то, что ей не принадлежит».

Каждое слово как удар молотом. «Наследство предыдущего брака». Так она называет моих детей. Не детей мужчины, которого любит, не будущих пасынков – наследством предыдущего брака, от которого нужно избавиться.

– Мама? – тревожно окликает Ника. – Ты плачешь?

– Нет, милая, – вру я, вытирая слезы. – Просто... это сложно слышать.

– Я знаю, – в ее голосе звучит взрослая грусть. – Но ты должна была знать правду. И еще... у меня есть план, как передать тебе запись.

– Какой план? – нервно спрашиваю я.

– Завтра наша встреча в центре. Я спрячу телефон в кармане куртки. Когда будем обниматься на прощание, незаметно передам тебе. У меня есть старый телефон, который мне подарила бабушка в прошлом году. Буду пользоваться им.

План рискованный, но выполнимый. И доказательства, которые у нее есть, могут кардинально изменить ход судебного процесса.

– Ника, послушай меня внимательно, – говорю серьезно. – Я горжусь тобой. Ты самая храбрая девочка, которую я знаю. Но я волнуюсь за твою безопасность. Если папа или Вероника заподозрят что-то...

– Они не заподозрят, – перебивает она. – Я очень осторожна. И делаю это не только ради тебя. Ради нас с Данилкой тоже. Мы не хотим жить с ней, мама. Она не любит нас. Она просто терпит, пока получит то, что хочет.

– А что она хочет? – спрашиваю, хотя подозреваю ответ.

– Папу, его деньги и жизнь без нас. Вчера она говорила по телефону с подругой. Сказала, что «как только эти дети отвянут от Павла, можно будет жить нормально». И что «главное – не дать им возможности вернуться к матери, иначе весь план пойдет насмарку».

Весь план. Значит, это действительно был план с самого начала. Не просто роман, не случайная влюбленность – продуманная операция по захвату чужой семьи, чужой жизни, чужих детей.

– Ника, я хочу, чтобы ты пообещала мне кое-что, – говорю, стараясь звучать спокойно. – Если что-то пойдет не так, если они заподозрят тебя или начнут угрожать, ты сразу звонишь мне или бабушке. У тебя есть номер бабушки?

– Есть, – кивает она, хотя я не вижу ее. – Мама, а что будет, если мы не сможем доказать, что они плохие? Если суд все равно оставит нас с папой?

Вопрос, который мучает меня каждую ночь. Что, если все мои усилия окажутся напрасными? Что, если судебная система действительно поверит в ложь Павла?

– Тогда мы продолжим бороться, – отвечаю твердо. – До тех пор, пока вы не станете совершеннолетними и не сможете сами решать, где жить. Я никогда не сдамся, Ника. Никогда не перестану бороться за вас.

– Я знаю, – шепчет она. – И я тебе помогу. Мы же команда.

– Команда, – соглашаюсь я, чувствуя, как внутри, несмотря на всю боль и страх, разгорается огонь решимости. – Ты и я против всего мира, если нужно.

Слышу шаги в фоне.

– Мне нужно заканчивать, – быстро говорит Ника. – Кто-то идет. Мама, я люблю тебя. Очень-очень сильно.

– И я тебя, солнышко. Больше жизни. Будь осторожна, пожалуйста.

Гудки. Она отключилась.

Сижу с телефоном в руке, переваривая услышанное. Вероника устала играть роль любящей мачехи. Они планируют «избавиться от наследства предыдущего брака». К концу месяца я должна «понять, что сопротивление бесполезно».

Что они задумали? Какие еще удары готовят?

Но теперь у меня есть кое-что, чего не было раньше – инсайдерская информация. Благодаря моей храброй дочери я знаю, что происходит в доме, где живут мои дети. Знаю истинное отношение Вероники к ним. Знаю, что их "идеальная семья" – фарс, который они разыгрывают только на публику.

А завтра у меня будут доказательства. Записи их настоящих разговоров, их истинных планов. Оружие, которое может изменить исход всей войны.

Звоню Сергею Леонидовичу, несмотря на поздний час. Он отвечает сразу, словно тоже не спал.

– Елена Викторовна? Что случилось?

– У меня есть информация, – говорю я. – Важная информация о планах Павла. И завтра у меня будут доказательства.

– Рассказывайте, – его голос становится собранным, деловым.

Передаю все, что рассказала Ника, не называя ее источником информации. Говорю о планируемой записи, о возможности получить неопровержимые доказательства истинных намерений Павла и Вероники.

– Это может стать переломным моментом, – говорит Сергей Леонидович, выслушав меня. – Если запись подтвердит то, что вы рассказали, у нас будет мощное оружие. Суд увидит истинное лицо этих людей.

– А что насчет безопасности моего источника? – спрашиваю, не решаясь назвать имя Ники даже адвокату.

– Мы обеспечим максимальную защиту, – заверяет он. – И действовать будем очень осторожно. Главное – получить запись и удостовериться в ее подлинности.

После разговора с адвокатом не могу уснуть. Хожу по маминой квартире, прокручивая в голове услышанное. Моя двенадцатилетняя дочь стала шпионом в доме собственного отца. Рискует своей безопасностью, чтобы защитить меня.

Это неправильно. Дети не должны быть втянуты во взрослые войны. Но Павел сам создал эту ситуацию, сам превратил наш дом в поле битвы, где дети вынуждены выбирать стороны.

И моя Ника выбрала меня. Несмотря на все подарки Павла, все его попытки купить ее любовь, все манипуляции Вероники. Она выбрала правду. Выбрала справедливость. Выбрала свою мать.

Завтра я получу оружие, которое может закончить эту войну. Но цена его – детство моей дочери, ее невинность, ее право быть просто ребенком в безопасной семье.

Павел многое отнял у меня – дом, финансовую стабильность, репутацию. Но самое страшное – он отнял у моих детей детство. Заставил их жить в атмосфере лжи, манипуляций и страха.

За это он заплатит. Я сделаю все, чтобы он заплатил сполна.

Глава 36

Глава 36

Коридор больницы кажется бесконечным, когда иду к кабинету главврача на внеплановую аттестацию. Каблуки стучат по линолеуму отчётливо, как метроном, отсчитывающий последние минуты моей карьеры. Вчера вечером Ника передала мне запись, и теперь я знаю - у Павла есть план "решить проблему окончательно к концу месяца". Интересно, включает ли этот план и мою профессиональную дискредитацию?

У кабинета Клочкова собрался целый консилиум. Вижу знакомые лица - некоторые смотрят сочувственно, другие избегают моего взгляда. Людмила Константиновна Орлова из комиссии по врачебной этике снова здесь, с папкой документов и каменным лицом. Рядом двое незнакомых мужчин в дорогих костюмах – явно не медики.

– Елена Викторовна, – Клочков встаёт из-за стола, но тон его официальный, никакого тепла. – Проходите, займите место за тем столом.

Место "обвиняемой". Сажусь, выпрямляю спину. Врач Елена Федоркова с пятнадцатилетним стажем, спасшая сотни жизней, сидит перед комиссией как провинившаяся студентка.

– Итак, – начинает Орлова, открывая папку, – мы рассмотрели поступившие жалобы на качество вашей профессиональной деятельности. К сожалению, их количество и серьёзность вызывают беспокойство.