Неподходящая (СИ) - Резник Юлия
– Мам! А можно здесь поставить качели?
Я смущённо хмыкаю, Адам кивает:
– Почему нет?
Он говорит это легко. Но я вижу, как настороженно он за мной наблюдает. Чего он боится, глупыш? Что мне не понравится? Так… Говоря откровенно, с ним мне и в нашей старой квартирке – рай. Просто несколько неудобный. Заглядываю в кухню, в спальню, в ванную. Представляю здесь нас. Я варю кофе, Ками лепит из пластилина за столом очередной «шедевр». Адам возвращается из офиса, обнимает меня сзади. Я улыбаюсь. И это так… реально.
– Ну как? – спрашивает он. Я не знаю, как передать словами всё, что во мне кипит. Меня душат эмоции. А там, где казалось, все умерло, расцветают пышным цветом сады.
– Мне нравится.
– Значит, решено. Берем. Завтра перевезем ваши вещи.
– Завтра рабочий день! – пугаюсь я.
– Ничего, уйдешь пораньше.
– И как ты это объяснишь Новикову? – дразню Адама, откидываясь в его руках.
– Я не обязан перед ним отчитываться, – хмыкает тот.
– Ну уж нет. Не хочу никаких поблажек. Не так уж у нас много вещей…
– Точно?
– Угу. Лучше скажи, что мне говорить родителям.
Адам настораживается.
– По поводу?
– Ну… У них наверняка возникнут вопросы.
– Скажешь, что подвернулся хороший вариант за нормальные деньги, – беспечно пожимает плечами Адам, поворачиваясь к двери. А у меня внутри все обрывается.
Глава 16
Лейла
То есть он не хочет, чтобы мои родители о нас узнали? Я реально будто получаю удар под дых. Неожиданный, исподтишка… Смотрю на отвернувшегося Адама во все глаза. И вся уверенность в нем, в нас, в завтрашнем дне тает, будто ее и не было.
Я сжимаю руки так, что белеют костяшки. Задача сейчас одна – не разреветься. Обуздать свою импульсивность в моменте, чтобы не наломать дров сгоряча. И дать себе шанс все как следует обдумать.
То, что он не хочет, чтобы мои родители узнали о наших отношениях, говорит лишь об одном. О том, о чем я и так в глубине души знала, но упрямо отказывалась верить.
Я – порченая. Опозоренная. Я… долбаный неликвид. Со мной даже просто в свет не выйдешь, чтобы не опозориться. А уж о том, чтобы на мне жениться, даже и речи нет. И да, конечно, я, с-с-сука, забегаю вперед. Но… Как об этом не думать? Как?! Если я живу в мире, где каждый свой шаг приходится анализировать на предмет соответствия норме.
«Просто пошли его!» – зудит стерва внутри меня.
Ага. А дальше что? Ну, какие у меня, блин, перспективы?! С ним – никаких, наверное. Но и без него тоже. «Так что мне терять? Не лучше ли согласиться… На какую угодно роль?» – вторит ей другой голос. Голос женщины, принципы которой перемололи в пыль жернова жизни.
Голова кружится. В глазах темнеет. Я приваливаюсь к стеночке. Сердце скулит – не руби сгоряча! Остынь. Посмотри, как красиво! Подумай о дочери, которая достойна гораздо большего, чем жизнь в клетушке пять на четыре. О себе, в конце концов, подумай! Разве в твоей жизни может случиться мужчина лучше?! Ты же уже в него влюблена, как кошка!
Да, но если согласиться с тем, что я пойду на отношения без будущего, как я это скрою? Вот как? Пусть редко, но ко мне все же заглядывает мать. Помочь с Камилой, занести какие-то вкусности, просто увидеться. Что в эти моменты будет делать Адам? Прятаться по углам? Что может быть унизительнее? А Ками? Ей шесть. У неё язык без костей. Она ляпнет, не подумав, и всё всплывёт. Да и мне самой лгать совсем не хочется. Прежде всего, самой себе лгать...
Это же ненормально, правда? Жить с мужчиной, спать с ним, позволять дочери к нему привязываться и знать, что он стыдится ваших отношений. Что ты для него… Так, временная. А потом на горизонте появится достойная девушка – и все закончится. От этой мысли сердце обливается кровью. Мы вроде вместе, все хорошо, но я не могу этим насладиться, тревожась о будущем. Я снова и снова думаю о том, какое место он отводит мне в своей жизни. Есть ли мне вообще в ней какое-то место?
И я говорю себе: всё, хватит. Надо уходить. Надо остановиться, пока не поздно. Пока я ещё способна отступить. Но я не могу. Потому что… влюбилась. Потому что когда он прикасается ко мне – мне снова хочется жить. Когда смотрит – я чувствую себя красивой. А когда он говорит с Камилой, шепчет ей что-то на ухо или покупает мороженое в ларьке у парка, так легко поверить, что мы – семья. Даже если это иллюзия. Я держусь за нее. Потому что это все – не знаю – словно сбывшаяся вдруг мечта.
К хорошему, оказывается, действительно привыкаешь быстро. Я больше не хочу в пустоту. В незащищенность. Не хочу начинать с нуля. Без опоры, без мужского плеча, без ощущения, что рядом тот, кто мигом разрешит все мои проблемы. Я боюсь одиночества. Боюсь, что моя сказка закончится, и я останусь одна среди разбросанных коробок и рухнувших в одночасье надежд. А самое удивительное, что мне даже не в чем его винить. Ведь Адам не врал. Он просто не делал мне никаких предложений, кроме предложения съехаться.
Я пробую вдохнуть. Один раз. Второй. Воздух разбухает в легких, как напитанная влагой губка, теснит грудь.
«Ты всё знала, Лейла», – шепчет разум. И я знала. Знала, что такой, как он, никогда не станет принадлежать мне. Что он – слишком правильный. Чистый. Положительный во всех отношениях мужик, которого растили совсем для другой жизни. Для другой женщины. Не для меня, разведенки с дочкой и разрушенной репутацией.
Я опускаю глаза. Смотрю на свои руки. Они дрожат.
– Лейла, ты чего? Что-то не так? – Адам, наконец, обращает на меня внимание.
Так и не решив, что делать, я глупо улыбаюсь. И что теперь? Как дальше быть? Притворяться, что мне всё равно? Что мне подходит такой формат? Что меня устраивает скрываться и болтаться где-то на вторых ролях?
Я подхожу к окну. Оттуда открывается вид на залив и насыпную косу с ее выстроенными в ряд домами... Красиво, но эта красота не попадает в сердце. Я чувствую себя самозванкой. В его жизни. Да даже просто в этой квартире!
Каким-то шестым чувством догадавшись, что прямо сейчас я как никогда близка к тому, чтобы все бросить, Адам делает шаг ко мне. Обнимает со спины и с непривычной горячностью в голосе шепчет мне в ухо:
– Ками просто в восторге от новой комнаты. Там кровать в форме кареты. Иди посмотри.
Как сомнамбула плетусь за ним. Камила действительно счастлива. Скачет, визжит, смеется. Вот и скажи, что еще недавно она писалась во сне от страха?
– Мамочка, посмотри, какая красота! – восхищенно сверкает глазками.
Какого черта?! Я-то… уже все. Мне не очиститься и не отбелить свою репутацию, что бы я ни делала. Какую бы праведную жизнь ни вела! Так, может, ну его? Терять-то мне нечего! Ради благополучия Ками. Ну, и чтобы урвать самой хоть кусочек, хоть толику настоящего женского счастья? От меня не так много требуется, ведь так?
– Все нормально? – требовательно спрашивает Адам, когда мое молчание затягивается.
Наверное, нам не помешает это все обсудить, но добровольно я не пойду на это унижение.
– Да. Квартира отличная. Ты собираешься в ней жить?
Адам сощуривается:
– Я собираюсь бывать здесь очень и очень часто.
Напряжение в воздухе слишком сильное, чтобы продолжать в том же духе.
– Родители рано или поздно узнают, что… – не договорив, я пожимаю плечами.
– Оставь это мне. Я разрулю, если это случится.
Хочется верить. Но я цепляюсь за его «если», которое просто кричит о том, что Адам все же предпочел бы до этого не доводить. Окей. Как?! Оборвать только-только возобновившиеся отношения с родными?
– Мамочка, у меня теперь правда будет своя комната? – Ками заглядывает в глаза, подлетев ко мне, словно птичка. – Мы тут останемся, да?
Я смотрю на дочь и чувствую, как сердце разрывается от нежности и боли одновременно. Она смеётся так искренне и беззаботно, будто весь этот мир был создан только ради неё. Её радость – моя слабость. Мой крючок. То, ради чего я на многое готова. Готова промолчать. И переступив через себя, притвориться, что мне нормально.