Эхсан Шаукат - Пламя страсти

даже любили. В Индии принято считать, что калеки отмечены самим Всевышним, и

верующие обязаны заботится о них.

Эвелин смотрела на приведенного со смесью страха и отвращения. Он тоже глядел

на нее, беззвучно смеясь, по его подбородку стекала слюна. Дюжина сильных рук

подхватили Ниматуллу и в один момент раздели его, выставив на свет божий

искореженный позвоночник и деформированные тонкие ноги, между которыми

болтался маленький сморщенный пенис.

-- Ниматулла, смотри, какую прекрасную женщину мы тебе приготовили! Она как

раз сгодится тебе! С ней ты спокойно можешь лишиться своей девственности!

Тебе будет приятно!

Продолжая бессмысленно ухмыляться, горбун что-то промычал.

-- Нужен мед! Он любит мед! Он готов драться за него! Намажем ее медом!

Толпа вновь заревела. Кому-то поручили сбегать в кишлак и вскоре появился

горшок, наполненный медом горных пчел. Двое мужчин снова стали держать

Эвелин, двое других широко раздвинули ее ноги и вылили густую липкую жидкость

на низ ее живота. Потом один из джелилов начал размазывать мед между ее ног,

стараясь попасть и внутрь. Он окунул два сложенных пальца в горшок, накрутил

вязкий слой и вонзил пальцы через пунцовые губы внутрь ее. Эвелин не

сдержалась и заерзала на циновках. Под действием смазанных медом пальцев

сладко сжался живот, внутри Эвелин прорезался первый росток желания...

Мужчины подтащили голого горбуна к Эвелин. Ниматулла почуял запах меда,

его ноздри широко раздувались.

-- Сюда, Ниматулла! Сюда!

Они пригнули его голову так, что она оказалась между раскинутых ног. Горбун

пронзительно взвизгнул и жадно набросился на мед. Он слизывал его с тела

Эвелин, захлебываясь и торопливо глотая... Его пальцы вцепились в ее чресла,

он упивался сладостной жижей. Его взъерошенная голова казалась издали

огромным мохнатым шмелем, жужжащим меж двух гигантских белых лилий...

Двое рослых джелилов подняли Ниматуллу, перевернули в воздухе и вновь

опустили на женщину. Ее тотчас затошнило -- от горбуна исходил тяжелый запах

пота и псины. Его лицо с плоским сломанным носом оказалось на ее лобке, язык

вновь принялся облизывать с него мед. Один из джелилов подтолкнул худые ляжки

горбуна к лицу Эвелин. Она вскрикнула и попробовала отодвинуть голову вбок,

но чья-то рука разжала ее рот и впихнула в него жалкий член Ниматуллы. Ей

удалось выплюнуть его, но рука сильно надавила на зад горбуна, и маленький

вялый фаллос вновь оказался меж ее губ. Она плотно закрыла глаза, втайне

надеясь, что сейчас потеряет сознание и тогда ничего не будет чувствовать.

Но темноты обморока не было. Напротив, шершавый язык, лизавший внутреннюю

поверхность ее бедер, теперь казался симпатичным и уютным... Покончив с

бедрами, жадный рот вновь спустился к намазанным медом потаенным губам.

Стремясь ничего не оставить там, ни одной сладкой капли, нетерпеливый язык

подобрался к маленькому чувствительному бугорку, а зубы прижались к

коралловому ожерелью трепещущего входа... Домогаясь новых сладких ощущений,

язык урода тянулся все дальше, проникал все глубже. Он уж прошел весь тоннель

и касался самого сокровенного...

Эвелин чувствовала, как знакомое желание неудержимо нарастает, как все внутри

начинает волноваться, как выделяется сок вожделения, который тут же

смешивается о остатками густого нектара... Бессознательно она сдавила губами

лежащий у нее во рту убогий член инвалида и сделала несколько сосательных

движений. И сразу доселе дряблая плоть ожила, стала наливаться и крепнуть. Со

странным самодовольством она ласкала и в то же время поддразнивала этот

орган, никогда в жизни не испытывавший ничего подобного.

В калеке проснулся здоровый человеческий половой инстинкт -- появились

движения, которым его никто не учил. Лежа на Эвелин он начал медленно

поднимать и опускать таз. Его член вырос настолько, что в результате движений

бедер он уже показывался наружу, прежде чем снова скрыться в ее рту.

Заметившие это джелилы радостно заорали и захлопали в ладоши. Другие застыли,

поглощенные необычным спектаклем. Ниматулла все больше распалялся, из

зарывшегося внутрь Эвелин рта вырывался звериный вой, а голые ягодицы урода

брыкались, точно это был зад рассерженного мула.

-- Ниматулла, хватит! Не так! Тебе будет лучше! Покажите ему, как надо!

Переверните его! Пора уже!

Под крики толпы толстый джелил могучими руками подцепил горбуна и оторвал от

женского тепла. Тот заревел, словно раненный бык. Толстяк крикнул, чтобы

кто-нибудь подержал ноги женщины разведенными, а сам легко перебросил

Ниматуллу так, что его безобразная физиономия оказалась против лица Эвелин.

Кто-то направил его член, надувшийся и раздавшийся, во взмокшую нишу ее

гениталий. От неизведанного ощущения по изуродованному телу пробежал разряд

первобытного желания, горбун охнул и сладострастно взвыл. Он судорожно

вцепился в талию лежавшей под ним женщины, в страхе, что его снова могут

оторвать от нее... Инстинкт взял свое, пенис совершал одну фрикцию за другой.

Руки горбуна с бедер Эвелин переместились на грудь, вокруг соска сомкнулись

губы, которые теребили, сжимали, всасывали...

Эвелин с удивлением убедилась, что ее тело непроизвольно, само по себе,

вопреки ее воле, отвечает этим неумелым ласкам. Ее бедра тянулись ему

навстречу, они задвигались в унисон с его худосочным тазом, исполняя

самый древний из всех танцев...

Возбуждение толпы достигло предела. Голоса мужчин охрипли от криков. Опять

забил барабан. Кто-то опрокинул их импровизированное ложе, Эвелин с

Ниматуллой скатились на землю. Какой-то мальчишка выплеснул на них пиалу чая,

другой бросил горсть песка. Но Эвелин не чувствовала теперь ничего, кроме

удовлетворения от всаженного в нее миниатюрного, точно игрушечного, быстро

сновавшего взад и вперед мужского полового члена... Несмотря на свои

скромные размеры, он сладко возбуждал и делал ей приятно в самой глубине...

Горбун, подогреваемый криками толпы, боем барабана, запахом пота множества

мужских тел, охмелев от роскоши белого женского тела, достиг, наконец, своего

первого в жизни оргазма. Когда первый спазм прокатился по страшному

позвоночнику, он изо всей силы укусил лежавший перед его лицом белый нежный

плод, казавшийся таким привлекательным и вкусным. Почувствовав, как из