Евгений Кабанов - МИССИОНЕР

В тот же миг в его мозгу промелькнула мысль, что он совершает нечто непоправимое, какое-то страшное преступление. Он рванулся, но Милочка крепко держала его в своих объятиях. Да и уже было поздно – Аполлон услышал, как тихонько скрипнула дверь, увидел, как мелькнула по полу полоска света, и всё снова погрузилось в полный мрак и относительную тишину.

От двери послышалось поскрипывание кровати. Поросячий визг стих, потом, через некоторое время, опять послышался, с каким-то новым оттенком умиротворённости. Ещё через некоторое время к нему примешалось сначала сосредоточенно-натужное, а затем удовлетворённое пыхтение.

"Свершилось, – подумал Аполлон, слушая размеренное поскрипывание кровати у двери,- "Троянский конь" внедрился… только не в Трою, а в Илион (второе название Трои), – и ему как-то сразу стало спокойней. Чему бывать, как сказал кто-то из великих, тому не миновать. Теперь он мог всецело отдаться во власть неутомимой Людмилы Николаевны. Так он и сделал.

Милочка превзошла все ожидания. Почувствовав от партнёра отдачу, она просто вышла из себя. Кончилось тем, что, искусав и исцарапав Аполлона с головы до ног, вблизи финишной черты она, задыхаясь, попросила:

– Сделай мне… больно… Аполлоша…

Аполлон сначала растерялся, а потом, выполняя святую просьбу женщины, впился зубами в первое, что подвернулось ему в темноте. Это оказалось ухо Милочки, которая со сладким стоном затрепетала под Аполлоном так, что, казалось, вот-вот развалится кровать.

Удовлетворённая Людмила Николаевна обмякла, продолжая, тем не менее, держать Аполлона в объятиях.

От двери по-прежнему слышалось размеренное поскрипывание, сопровождаемое довольным повизгиванием и ещё более довольным сопением. "Хорошо же он его обрабатывает, – подумал Аполлон. – Его счастье, что Илион в бесчувственном состоянии… А вообще, пожалуй, и к лучшему, что произошла эта случайная подмена Трои на Илион. Её темперамента он бы не выдержал…"

– Как противно он храпит, – послышался тихий шёпот Милочки, – как свинья, – брезгливо определила она.

В это время сопение на кровати Алексея Степановича усилилось. Слышно было, как натужно скрипит казённая кровать и постукивает спинкой о тумбочку.

– Ворочается, как слон, – прокомментировала Милочка.

И тут наступила тишина.

Аполлон, дабы заглушить все, могущие возникнуть, посторонние звуки, уткнулся губами в ухо Милочки и зашептал:

– Ты прелесть, Милочка… Ты просто чудо…

Он не жалел комплиментов – надо сказать, заслуженных – своей благодарной партнёрше, с напряжением прислушиваясь, как Никита Николаевич ощупью перемещается по комнате к своей кровати, задевая стулья. "Мавр сделал своё дело, мавр может уходить". Наконец скрипнула его кровать, и всё стихло. Даже поросячье повизгивание прекратилось.

"Ты смотри, как он его убаюкал. Похоже, и сам сразу убаюкался". Аполлон послушал ещё немного и прошептал:

– Милочка, нам пора. Скоро вернётся мой шеф.

– Аполлоша, как не хочется уходить, – прошептала она, сладко потягиваясь. – Обними меня ещё, мой мальчик… Та-а-ак… Ещё крепче…

– Всё, хватит… Ничего не поделаешь, пора.

Он проводил её до двери, выглянул в коридор.

– Никого нет. Вперёд.

Перед тем как выскользнуть за дверь, Милочка чмокнула его и прошептала:

– Ты бесподобен, Аполлоша…

Притворив за ней дверь, Аполлон облегчённо вздохнул. Продвигаясь мимо кровати шефа, он тихонько позвал:

– Никита Николаевич… Никита Николаевич…

В ответ послышалось негромкое сладкое посапывание. Удовлетворённый "Троянский конь" уснул как убитый.

Незадолго до рассвета Аполлон разбудил шефа:

– Никита Николаевич, подъём! Нам пора ехать.

– Что, уже? – спросонья пробурчал директор, садясь на кровати и поскрёбывая себя под мышками. – Чего свет не включишь?

– Алексей Степанович только что лёг. Разбудим ещё.

– Он же собирался не раньше девяти…

– Значит, пораньше управился.

– Да-да, – рассеянно согласился Никита Николаевич. – Надо было бы проститься… Ну да ладно, – бубнил он, впотьмах натягивая одежду.

Уже в машине, окончательно проснувшись, Никита Николаевич поблагодарил Аполлона:

– Ну спасибо тебе, Аполлон. Я такого удовольствия, как вчера, давно не получал… Ты представляешь, какая у неё маленькая – можно подумать, что целка… Вот и поди их разбери, этих баб… Я даже сам ей трусы снял, – с гордостью похвастался он.

– Я ж вам говорил, Никита Николаевич, что женщина – пальчики оближите.

– Да-а-а, – мечтательно протянул Никита Николаевич. – А как она стонала!

Аполлон отвернулся, чтобы не расхохотаться, глядя на его просветлённо-одухотворённое лицо.

– А ты чего там стонал на своей кровати? – спросил с подковыркой директор.

– Да вы её так обрабатывали, что я не удержался – подрочил.

Никита Николаевич хмыкнул с довольным видом, и неожиданно забеспокоился.

– Ты это… Я там у ней… того… Гандон у меня сполз, оказывается, – промямлил он, надеясь, как видно, получить какой-то успокаивающий ответ.

"Этого ещё только не хватало! – подумал Аполлон, но не стал портить шефу праздничного настроения. – Может, обойдётся…"

– Да не беспокойтесь вы, Никита Николаевич. Я его вытащил, – сказал он.

– Ну, спасибо тебе, – обрадовался директор. – Я же знал, что с тобой не пропадёшь.

Машина ехала по улицам города, где рассвет уже начинал потихоньку поглощать пожелтевший свет фонарей. Никита Николаевич задумчиво смотрел сквозь лобовое стекло, время от времени мечтательно-восхищённо роняя:

– Какая женщина! Какая женщина!

Агент Гномик, получив задание уточнить обстоятельства спасения тракториста из Синели, не очень-то горел желанием, после того, что с ним произошло в прошлое посещение этого населённого пункта, вновь в него наведаться. Однако приказы не обсуждаются. Особенно в таких организациях как ЦРУ.

Делать было нечего, и Гномик, облачившись в одеяние корреспондентки Сидоровой, как и было предписано свыше, вновь посетил Синель, соблюдая все меры предосторожности, чтобы не попасться на глаза этому противному Аполлону и дураку Пете.

Слава богу, выяснять всё пришлось не в посёлке спиртзавода, а в самой Синели. Гномик без труда вошёл в контакт с этим самым спасённым трактористом Иваном Тарахтелкиным и выяснил, что в тот злополучный для него день он пришёл свататься к своей любимой женщине, а у неё, оказывается, появился некто другой. Кто именно, несчастный влюблённый до сих пор так и не знает. Ну, он с горя напился, хотя вообще в рот этого зелья не берёт, поехал на тракторе, и перевернулся в жижу. Спас его какой-то Американец, которого он не сумел хорошо рассмотреть по причине того, что тот был с ног до головы в бычьем дерьме.