Дмитрий Суслин - Роза в цепях

Рабы тоже с жадностью смотрели на девушку, стоявшую с закрытыми от стыда глазами и прижатыми вдоль бедер руками.

Фабия была потрясена. Эта рабыня имеет божественные формы. Она вспомнила о своем теле, которое давно потеряло прежнюю эластичность, стало покрываться излишним жирком; с кожей, на которой местами уже появились складки. Матрона поняла, что после такой красоты, какая была у Актис, ее свежести и юности, Валерий уже никогда не полюбит ее, Фабию. И ей вдруг стало так тоскливо, что равнодушие овладело женщиной. Но ненависть осталась и даже стала еще сильней.

— Азалий, — усталым голосом произнесла Фабия. — Готовь плеть.

Второй палач кивнул ей головой в знак того, что все готово.

— А ты, Эфиоп, сейчас станешь ее первым мужем.

Раб широко осклабился. Его белые, как снег, зубы заблестели в сладострастной улыбке. Он повернул Актис к себе лицом и захохотал. Увидев его черное, как ночь, лицо, безобразные губы и огромный приплюснутый нос, глаза с красными белками, горящие как у дикого зверя, Актис застонала и, потеряв сознание, рухнула на пол. Негр даже не успел подхватить ее.

Увидев это, Фабия успокоилась и приказала отнести Актис в подвал эргастулума.

— Завтра, когда я проснусь, — сказала она, — мы продолжим. А сейчас я устала.

Ее вполне устраивало, что мучения Актис и ее страдания растягиваются; Спешить было некуда.

Было совсем темно, когда Апполоний добрался до виллы Валерия. Он уже собирался постучаться, но дверь открылась, и из нее вышел Петроний Леонид в сопровождении племянника.

Увидев Апполония, Леонид удивился. Валерий тоже был удивлен и обрадован приходу товарища, Он только что принимал у себя дядю и шел проводить его до лектики.

Когда с приветствиями было покончено, Апполоний попросил Валерия уделить ему время для серьезного разговора, Молодой патриций без слов пропустил в дом своего старшего друга.

Петроний Леонид собрался снова идти к носилкам, но, услышав, как Апполоний говорит, что речь идет о его жизни, насторожился.

— Неужели тебе грозит какая-то опасность? — спросил он старого сослуживца. — В таком случае, я остаюсь тоже. Может чем-нибудь смогу помочь. Вы не возражаете, друзья мои?

Апполоний и Валерий с благодарностью и восторгом приняли это предложение. Вскоре все трое заперлись в кабинете Валерия и обсуждали ситуацию. Муска рассказал друзьям все от начала до конца без утайки. История его поразила и возмутила их до глубины души. Конечно, они испугались за Апполония. Шутка ли сказать, он попал в самый водоворот интриг императорского двора. От волнения за друга Леонид и Валерий даже не обратили внимания на известие об убийстве Британика.

— Совет твоего друга, разумеется, очень мудр, — произнес по окончании истории Леонид. — Ты должен на время скрыться.

— Я как раз и пришел по этому поводу, — Апполоний смотрел на Валерия. — Сможешь ли ты, мой юный друг, дать убежище в своем доме преступнику, которого разыскивают, и на которого пишут доносы?

— О чем речь, — Валерий был взволнован, глаза его блестели. — Ты можешь жить здесь хоть до старости.

— А что скажешь ты, Аквилла? — обратился Апполоний к Леониду. — Не осуждаешь ли ты меня, за то, что я подставляю под удар твоего племянника? Не знаю почему, но я пришел к нему, а не к тебе.

Леонид был задумчив. Он долго не отвечал на этот вопрос, наконец произнес:

— Валерий мне как сын. Ты знаешь, что своих детей у меня нет и поэтому я, конечно, очень взволнован за вас обоих. Но, видно, другого выхода пока нет. Завтра я вывожу легион из города на учения. Потом нас может отправят в Иудею. Там что-то неспокойно, и наступает наша очередь нести в этой провинции службу. В такой ответственный момент я вынужден буду вас покинуть. Но это воля богов и сената, я ничего не могу поделать.

— Так что, в городе останется только одна полиция? — спросил Валерий.

— Да, войск здесь не будет недели три, — ответил Леонид. — Потом сюда введут часть Гальского легиона на переформирование и две центурии преторианцев.

Однако воинские дела совершенно не интересовали друзей, и они вновь стали обсуждать свои дела, связанные со спасением Апполония. Последний был глубоко растроган такой дружеской заботой товарищей. Уже уходя и стоя у лектики, Леонид обратился к племяннику;

— Валерий, знай, что если у тебя что-нибудь случится, если тебе будет угрожать что-нибудь от государства ли, от цезаря, я буду с тобой, рассчитывай на меня. Все-таки какое-то влияние я имею. А если что, я уверен, ты меня не предашь, я направлю солдат и на самого императора. Помни это.

Он скрылся за тканью носилок. Рабы, державшие лектику, тронулись, оставив ошеломленного юношу стоять на мостовой у дверей своего дома.

Глубокой ночью, когда в доме все спали, Валерия разбудили перепуганные рабы и, умоляя его простить за подобную дерзость, сообщили, что прибыло срочное письмо от Петрония Леонида. В спальне было темно и Валерий приказал принести факел. В его свете он прочел следующее:

«Валерий! Мальчик мой. Моя жена знает все про тебя и Актис. Бедная девочка жестоко наказана и сейчас в эргастулуме. Ее ждет незавидная участь. Я абсолютно ничего не могу сделать. Фабия вне себя от гнева. Видимо, она влюблена в тебя и ревнует. Меня это удивляет, хотя это в ее характере. Действуй сам, как считаешь нужным. Прости, но тут я тебе, наверное, помочь не смогу. Еще ни разу мне не удалось в чем-либо убедить Фабию. Боюсь, что только подолью масла в огонь.

Сердце у Валерия дрогнуло. Записка выпала из рук. Юный патриций сокрушенно схватился за голову и закрыл глаза. Он оцепенел. Затем очнулся, тряхнул головой и велел подать одежду и позвать Энея. Когда он, облачившись в пурпурный плащ, застегнутый золотой пряжкой и держа в левой руке шляпу, вышел в коридор, Эней его уже ждал.

— Валерий, что-нибудь случилось? Куда мы идем ночью?

— Актис в темнице, — бросил на ходу молодой аристократ. — Фабия все узнала, и теперь я боюсь, как бы она не замучила ее до смерти.

Эней побледнел, и схватил Валерия за руку.

— Откуда ты узнал об этом? — Я только что получил записку от дяди. Надо спешить. Может быть, нам удастся избавить Актис от наказания. Два друга в сопровождении четырех рабов, освещавших дорогу впереди, вышли за пределы поместья. Тревога заставила их побежать, но через несколько метров они снова перешли на шаг, с беспокойством думая о том, что случилось на вилле Фабии Деции Катуллы. Шли молча — мысли заменили слова. Беспокойные мысли, возникающие только в минуты переживаний, нежданно обрушившихся на человека.