Санта-Хрякус - Пратчетт Терри Дэвид Джон

Еще некоторое время он сидел неподвижно, а потом решительно снял остроносую туфлю и принялся стягивать носок. Всякую интересную научную гипотезу следует проверить на практике…

– Еще долго, как ты думаешь? – спросил из темноты Чудакулли.

– Обычно считается, что доставка должна быть произведена до полуночи, – ответил Думминг и резко сдернул с ноги носок.

– С тобой все в порядке, господин Тупс?

– Да, конечно. Э… у вас случайно нет кнопки или маленького гвоздика?

– Кажется, нет.

– Ладно, все в порядке. Я нашел перочинный нож.

Через несколько секунд Чудакулли услышал какие-то странные шорохи.

– Как пишется «электричество», сэр? – Чудакулли задумался.

– Не знаю, никогда не приходилось писать это слово.

Опять воцарилось молчание, которое вдруг нарушилось громким «бряком». Библиотекарь во сне заворчал.

– Что ты там делаешь?

– Уронил лопатку для угля.

– Но что ты ищешь в камине?

– О… просто… решил посмотреть. Небольшой эксперимент. Никогда не знаешь…

– Что не знаешь?

– Просто не знаешь… понимаете?

– Иногда знаешь, – возразил Чудакулли. – Думаю, сейчас я знаю гораздо больше, чем раньше. Поразительно, и чего только иногда не узнаешь. Порой я даже задумываюсь: а что еще мне предстоит узнать?

– Этого никогда не знаешь.

– Согласен.

Высоко над городом Альберт повернулся к Смерти, который, казалось, упорно избегал его взгляда.

– Хозяин, я все видел! Ты даже не прикасался к мешку! Кроме того, там не может быть сигар, персиков в коньяке и блюд со всякими замысловатыми заграничными названиями!

– Я ВСЕ ДОСТАЛ ИЗ МЕШКА. – Альберт подозрительно посмотрел на него.

– Но сначала ты туда все положил, верно?

– НЕТ.

– Положил, сознайся.

– НЕТ.

– Ты все это сам положил в мешок.

– НЕТ.

– Где-то взял, а потом положил.

– НЕТ.

– Но ты же положил все это в мешок.

– НЕТ.

– Положил.

– НЕТ.

– Я точно знаю, что положил. И откуда же взялось все это?

– ОТТУДА, ГДЕ ЛЕЖАЛО. ПРОСТО ЛЕЖАЛО.

– Целые жареные свиньи просто так не валяются. Во всяком случае, я их посреди дороги ни разу не находил.

– АЛЬБЕРТ, ВСЕ ЭТИ ПРОДУКТЫ… ОНИ ВСЕ РАВНО…

– Пару труб назад мы пролетали над шикарным рестораном…

– ПРАВДА? Я НЕ ЗАПОМНИЛ.

– И мне показалось, ты задержался там несколько дольше, чем обычно.

– НЕУЖЕЛИ?

– И как, позволь спросить, все это, кавычки открываются, просто лежало, кавычки закрываются?

– ПРОСТО… ЛЕЖАЛО. ПОНИМАЕШЬ? В ЛЕЖАЧЕМ ПОЛОЖЕНИИ.

– На кухне?

– НАСКОЛЬКО Я ПОМНЮ, В ТОМ МЕСТЕ И ПРАВДА БЫЛО ЧТО-ТО КУЛИНАРНОЕ.

Альберт поднял дрожащий палец.

– Хозяин, ты украл чей-то страшдественский ужин!

– ЕГО ВСЕ РАВНО СЪЕДЯТ, – попытался оправдаться Смерть. – КСТАТИ, ТЫ МЕНЯ ПОХВАЛИЛ, КОГДА Я УКАЗАЛ НА ДВЕРЬ ТОМУ КОРОЛЮ.

– Да, но там ситуация была несколько иной, – уже не так запальчиво произнес Альберт. – Санта-Хрякус не для того лазает по трубам, чтобы слямзить чей-то ужин!

– НИЩИЕ БУДУТ ДОВОЛЬНЫ, АЛЬБЕРТ.

– Да, конечно, но…

– ЭТО БЫЛО НЕ КРАЖЕЙ, А СКОРЕЕ ПЕРЕРАСПРЕДЕЛЕНИЕМ. МАЛЕНЬКИЙ ХОРОШИЙ ПОСТУПОК В БОЛЬШОМ НЕХОРОШЕМ МИРЕ.

– Значит, красть, по-твоему, хорошо?

– ЛАДНО, ЭТО БУДЕТ МАЛЕНЬКИМ НЕХОРОШИМ ПОСТУПКОМ В БОЛЬШОМ НЕХОРОШЕМ МИРЕ. А СТАЛО БЫТЬ, ЭТОГО ВСЕ РАВНО НИКТО НЕ ЗАМЕТИТ.

– Но… но как же люди, чей страшдественский ужин ты стырил?

– Я ОСТАВИЛ ИМ КОЕ-ЧТО ВЗАМЕН. Я ЖЕ НЕ СОВСЕМ БЕССЕРДЕЧНЫЙ. В МЕТАФОРИЧЕСКОМ СМЫСЛЕ, РАЗУМЕЕТСЯ. А ТЕПЕРЬ – ПОЛНЫЙ ВПЕРЕД И ВВЕРХ.

– Мы спускаемся, хозяин.

– ТОГДА ПОЛНЫЙ ВПЕРЕД И ВНИЗ.

А потом начались… какие-то завихрения. Бинки скакала сквозь них, но казалось, что она никуда не двигалась, словно бы висела в воздухе.

– Ничего себе, – едва слышно произнес о боже.

– В чем дело? – спросила Сьюзен.

– Попробуй закрыть глаза…

Сьюзен закрыла глаза, потом подняла руку и коснулась лица.

– Я все равно вижу…

– А я думал, это у меня что-то со зрением. Знаешь ли, как правило, это у меня проблемы…

Завихрения исчезли.

Внизу появились зеленые поля.

Именно это казалось странным. Поля были слишком зелеными. Сьюзен уже приходилось несколько раз летать над сельской местностью, а также над болотами и джунглями, но нигде она не видела такой зелени. Если бы зеленый цвет вдруг стал самым главным во всем мире, он выглядел бы именно так.

А эта волнистая линия…

– Это ведь не река?! – воскликнула Сьюзен

– Да?

– Она синяя!

О боже осмелился посмотреть вниз.

– Вода всегда синяя.

– С чего бы это!

– Трава зеленая, вода синяя… Это я помню. Вернее, знаю.

– Ну, в какой-то степени…

Сьюзен замолчала. Любому человеку известно: трава – зеленая, а вода – синяя. Очень часто это не соответствовало истине, но все без исключения люди считали их таковыми. А небо – голубое…

Подумав об этом, она подняла голову и сразу осознала, что совершила большую ошибку.

Потому что она увидела небо. Оно действительно было голубым, а земля внизу – зеленой.

А между ними не было ничего. Ни белого пространства, ни черной ночи. Просто… ничего, по краям мира. Мозг говорил, что небо и земля должны встречаться на горизонте, но на горизонте была пустота, которая притягивала глаз, как шатающийся зуб притягивает любопытный язык.

А еще было солнце.

Оно плавало под небом и над землей.

И было желтым.

Желтым, как лютик.

Бинки опустилась на траву рядом с рекой. Или, вернее, на зелень. На ощупь трава напоминала губку или мох. Лошадь тут же принялась щипать ее.

Сьюзен слезла на землю, стараясь не поднимать взгляд, однако она не могла не увидеть ярко-синюю реку.

Там плавали оранжевые рыбки. Они выглядели какими-то ненастоящими, потому что, казалось, были созданы человеком, по мнению которого всякая рыба похожа на две изогнутые линии с точкой и треугольным хвостом. Эти рыбки напомнили Сьюзен скелетообразных рыб в мертвом пруду Смерти. Однако они соответствовали… окружению. И она их видела, несмотря на то что вода представляла собой непроницаемый, твердый массив цвета.

Сьюзен присела и опустила в воду руку. Вода была похожа на обычную воду, но между пальцами текла жидкая синева.

И тут Сьюзен поняла, где оказалась. Последний кусочек мозаики встал на место, и знание пышным цветом расцвело в ее голове. Она знала, как будут расположены окна, когда она увидит дом, и как будет подниматься в небо дым из печной трубы.

А на деревьях обязательно будут расти яблоки. И они будут красными, потому что любой знает: яблоки должны быть красными. А солнце – желтым. Небо – голубым. Трава – зеленой.

Но существовал другой мир, «реальный» (так называли его люди, которые в него верили), и небо там могло быть любым – от грязно-белого до закатно-красного и дождливо-серого. И деревья могли выглядеть как угодно – могли быть голыми кривыми сучьями на фоне пасмурного неба или ярко-красными кострами перед наступлением холодов. Солнце было белым, желтым или оранжевым. А вода могла быть коричневой, серой или зеленой.

Здесь цвета были весенними, и весна эта не относилась к реальному миру. То были цвета, порожденные весной взгляда.

– Это детский рисунок, – прошептала она. О боже устало опустился на зелень.

– Каждый раз, когда я смотрю на ту пустоту, у меня начинают слезиться глаза, – пробормотал он. – Я отвратительно себя чувствую.

– Это детский рисунок, – повторила Сьюзен уже громче.

– О боже… кажется, снадобье волшебников перестает действовать…

– Я видела сотни таких, – продолжала Сьюзен, не обращая внимания на его слова. – Ты рисуешь небо наверху, потому что видишь его над своей головой; кроме того, с твоей высоты, с высоты двух футов, не больно-то много неба видать. Тебе все твердят, что трава – зеленая, а вода – синяя. Такой пейзаж ты и рисуешь. Твила так рисует. Я так рисовала. У дедушки сохранилось несколько…