Крис Грин - Царство полуночи

Представлять не хотелось.

Доун застыла, перебирая пальцами ткань, не веря — не желая верить — глазам. Она держала копию платья, в котором снималась Эва Клермонт в знаменитом фильме «Мечтательница». Однажды за ланчем Доун упомянула Эву, и на лице Лонигана тут же возникло глупое выражение… Как, впрочем, и у всех мужчин!

— Надеюсь, ты не ожидаешь, что я это одену? — процедила она дрожащим от злости голосом.

— А… — Он растерялся. — Я просто…

— Признайся, без этой тряпки я тебе нравлюсь?!

— Доун, погоди, погоди… Я не имел в виду…

— Ты пошутил?

Он помотан головой. Платье оттягивало руку, как пудовая гиря. Если бы во взгляде Мэтта не промелькнуло нечто похожее на разочарование, наверное, она бы простила.

Простила бы.

На нее накатила необъяснимая, всепоглощающая ярость. Доун так боролась за то, чтобы в ней не видели дочь знаменитой мамочки! Ведь она не унаследовала красоту Эвы… Эва опять осталась победительницей — сначала покорила Жаки, а теперь, что самое обидное, Мэтта.

— Ясненько… — сказала девушка, отступая назад. — Ты из тех, кто встречается со мной, потому что Эва — моя мать? Ты закрывал глаза, когда мы целовались, чтобы не видеть мою заурядную физиономию?

— Да нет же! Я…

У нее застучаю в висках.

— Ты хотел напялить на меня платье, чтобы возбудиться?

— Доун…

— Зачем ты притащил эту дрянь, когда все шло так хорошо?!

Мэтт подавил тяжелый вздох и, глядя в пол, отрицательно помотал головой. У него не было других объяснений.

Никогда Доун не испытывала такого жестокого разочарования. Даже когда узнала, что Фрэнк — охотник на вампиров. Мэтт оскорбил ее, предал.

— Значит, таков твой ответ… — Доун попятилась к двери. — Молчишь? Я все правильно поняла? Ты говорил, что заинтересовался мной еще до личного знакомства, заочно… Скажи, из-за Эвы? Ну почему именно ты?!!!

К горлу подкатывала тошнота. Ничего не вышло, а она размечталась…

— Мне нужна ты, Доун. Я совершил ошибку… — горестно произнес Мэтт, взяв в руки платье. — Ты же любишь игры, приключения… Я надеялся, ты посмеешься или…

Он умолк.

Какая разница! Доун вылетела за дверь. В ночи поджидали неведомые враги.

Запах жасмина окутал девушку ласковым объятием, и она поняла, что рядом Друг.

— Почти готово, — объявил Сорин Стражу, привязанному к металлическому столу в своей клетке.

В недрах Подземелья, в холодных гранитных пещерах томились низшие вампиры. Стражей уже покормили — кровь для них добровольно жертвовали Обожатели, но порой перепадали и объедки со стола Избранных.

Страж в соседней клетке просунул сквозь решетку страшное бледное лицо.

— Еще… еще еды, Хозяин, еще, еще…

Остальные подхватили его мольбу:

— Еды, еды, еды…

Монотонный гул голосов пронзил жалобный вопль какого-то Стража:

— Крови!!!

Сорин не удостоил их даже взглядом, продолжая колдовать над лежащим на столе вампиром. Этот Страж станет новым центурионом, созданным для защиты, — а, возможно, и для нападения.

— Прекратите! — приказал Сорин завывающим тварям.

Крики стихли. Стражи должны повиноваться, так всегда было заведено в Подземелье. Считаюсь, что соображают они плохо, и кровь тварей особой силы не имеет — силой наделял их Сорин.

Сорин затянул потуже кожаный ремень вокруг мощного торса Стража. Прежде чем продолжить работу, он окинул лежащего оценивающим взглядом: лысый, когтистый, с железными клыками, облачен в черное, чтобы лучше сливаться с темнотой. Страж еще не очнулся и не увидел новый мир, для которого его создали. Остался последний штрих.

Как и остальные Стражи, этот смертный однажды исчез из жизни Верхнего мира. Шпионы заметили его месяц назад и доложили Сорину. Здоровяк, пьяница, ни семьи, ни друзей — он идеально подходил на должность Стража. Его похитили перед побегом Робби Пеннибейкера, до перехода Подземелья в режим строгой изоляции.

У Сорина лишь недавно нашлось время для новичка. После преобразования новоиспеченного вампира возведут в ранг Стража Подземелья. Он должен будет беспрекословно повиноваться любому приказанию — даже умереть, если война действительно начнется. «Жалко терять бойцов», — подумал Сорин, проводя рукой по лицу своего творения. На оживление каждого Стража уходила уйма энергии, так же как и много лет назад, когда он был еще молод…

Семья отказалась от него, потому что Сорин владел удивительным даром: способностью подчинять своей воле мелких зверушек и превращать их — в некотором роде, — в кого пожелает. Лишь Бенедикт, настоящий Мастер, оценил его способности. Он полюбил юношу за талант, который другие находили пугающим и сверхъестественным. Наконец его так называемая магия пригодилась — для защиты родного дома.

В коридоре послышался шелест шагов: Обожатели всегда двигались легко и грациозно. У входа возникло изящное создание с серебряной чашей в руках. В чаше плескалась кровь, предназначавшаяся Стражам — такую дань взимали с Обожателей еженощно.

Главный вампир удостоил посетительницу взглядом.

— Галатея.

Обожатели, охранявшие вход, по приказанию повелителя безропотно пропустили вампиршу.

Галатея низко склонилась перед Мастером: темные волосы закрыли лицо, в тугих локонах сверкали жемчужины. Сквозь тонкое пурпурное одеяние просвечивали очертания стройной фигурки. Тело украшали изящные серебряные цепочки. Одна из цепочек тянулась между ног и наверняка волнующе щекотала девушку при каждом движении.

Кровь вампира закипела от мысли, как эта цепочка медленно скользит, заставляя Обожательницу постанывать от удовольствия. Как только Сорин клыками вопьется в набухшую вену на стройной шее, Поклонница вскрикнет от наслаждения…

Галатея выпрямилась и легким движением отбросила волосы назад. У нее были высокие скулы и живые, ртутно-серебристые глаза. Сорина пронзила острая боль утраты — одно из немногих чувств, доступных вампиру. Давным-давно у него появились две дочери-вампирши, но вскоре они покинули Подземелье, вернулись в Старый Свет и связь с ними оборвалась. Разумеется, дочери обзавелись детьми: современные Обожатели — их потомки.

К сожалению, от поколения к поколению кровь слабела от постоянного обмена, и чем дальше, тем меньшей силой обладало следующее поколение. Их способности не шли ни в какое сравнение со способностями Сорина. Они становились все уязвимее, даже религиозная символика на них действовала. Наитие — общение посредством мыслей — превратилась в зыбкую тень былой мощи и переставало работать на расстоянии.