Эрик Хадспет - Химера

Ты должен знать, что эти создания ничего не могут означать ни для тебя, ни для любого другого образованного человека. Точно так же они ничего не означали и для меня, пока не оказывались передо мной на столе. Я смотрел на их смертельные раны, на их пустые глаза, которые не смог бы воспроизвести ни один таксидермист. Ни один артист и ни один волшебник не способен воссоздать искренность, которой наделяет глаза жизнь. Говорю тебе, Бернард, теперь они у меня есть. Они живут.

Я понимаю твое беспокойство о моем благополучии. Со временем, завершив исследования, я поделюсь с тобой тайной своего открытия. Я абсолютно уверен в том, что ты не будешь разочарован. Все идет своим чередом почти без помех и остановок. Молю небо о том, чтобы так все и продолжалось. Я не могу позволить себе новые потрясения. Каждая секунда на вес золота, потому что мне не дано знать, сколько мне отмерено времени.

Думаю, что ты уже получил подарок, который я посылал Сэмюэлу. Надеюсь, что у тебя и у моего самого одаренного ребенка все в порядке. Его благополучие – мое самое большое желание. Я уверен, что пока он находится под твоей надежной опекой, его ждет блестящее будущее.

Прошу тебя простить ту небольшую лесть, которую я изредка допускаю в своих письмах тебе. Единственное, чего я опасаюсь, так это того, что я предаюсь примитивному времяпровождению поэтов и мечтателей: царапаю что-то на бумаге, расплескиваю чернила, мучительно подбираю выражения, способные передать мою радость и мой восторг. Наконец-то, Бернард, я подошел достаточно близко, чтобы понять, что это достижимо. Если бы я мог, я не написал бы больше ни единой строчки. Я схватил бы тебя и все тебе показал. Против твоей воли и бросая вызов всем твоим сомнениям. Я швырнул бы тебя на пол своей лаборатории, чтобы ты смотрел на это так же, как это делал я, снизу вверх. Чтобы ты простерся перед ним так же, как простирался я, и ты бы восхитился, как это делаю сейчас я.

Теперь ты наверняка понимаешь значение моего необычного подарка.

С. Блэк

В 1908 году Спенсер Блэк начал переговоры с одним из нью-йоркских издательств, «Сотски и сын», о публикации своего шедевра под названием «Манускрипт исчезнувших животных». Было отпечатано всего шесть экземпляров, прежде чем доктор Блэк неожиданно отказался от проекта и исчез. Причины его внезапного отъезда остаются неизвестными.

За время своей научной карьеры доктор Блэк нажил много врагов, не последними из которых стали его руководители и коллеги по бывшему месту работы, Филадельфийской медицинской академии. К примеру, доктор Джоаб Холас никогда не прекращал нападок на Блэка, ставя под сомнение его компетентность и законность его деятельности. Статьи Холаса публиковались во многих известных газетах: в «Журнале Лондонского королевского общества хирургов» в 1891 году, в «Нью-Йоркском медицинском журнале» в 1894, 1896 и 1897 годах, а затем снова в 1908 году, когда его негативный отзыв был посвящен книге Блэка.

Доктор Спенсер Блэк намеревается выпустить сказку, которая едва ли может быть удостоена чести послужить растопкой для камина. Я ее не читал и не собираюсь этого делать. Я свято верю в то, что чернила, использованные для описания творений его собственного безумия, стали пустой тратой средств. Его книга будет представлять собой не что иное, как сумасбродную и дорогую шутку, которую этот глупец сыграет с самим собой.

Джоаб А. Холас, д. м. н. «Нью-Йоркский медицинский журнал», 1908 год

После 1908 года Альфонс в одиночестве продолжил странные занятия отца. В 1917 году его застали за жестоким убийством мелких животных в хлеву, расположенном в двадцати пяти милях к северу от Филадельфии. Его арестовали и поместили в психиатрическую клинику. Он провел в ней одиннадцать лет, на протяжении которых его посетили один-единственный раз. В 1920 году к нему приезжал его младший брат Сэмюэл. В 1929 году здание сгорело во время пожара, вызванного ударом молнии. В суматохе многие пациенты сбежали. Альфонс был в их числе.

С 1933 по 1947 год Альфонс, предположительно, содержал частный зоопарк, в котором жили многие из его творений. Он унаследовал деньги отца, но также сколотил и свое собственное огромное состояние, утверждая, будто способен возвращать молодость и красоту, и взимая за свои манипуляции головокружительные суммы. Тем не менее мало что известно об Альфонсе или его работе. Как и его отец, он был необычайно скрытен.

Что касается Спенсера Блэка, то о его местонахождении после 1908 года никому ничего не было известно. Он больше никогда не появлялся на публике и не проводил операции. Он просто испарился. В 1925 году его дом в Филадельфии был превращен в небольшой музей, в котором проводили экскурсии и читали лекции о его жизни и работе. Музей закрылся в 1930 году. Дом несколько раз перепродавали, пока в 1968 году последние владельцы не пожаловались на странные звуки, после чего стремительно покинули свое жилище. В настоящее время здание заброшено.

Окончательным знаком дальнейшей судьбы доктора Спенсера Блэка может служить письмо, адресованное его брату Бернарду и присланное через семь лет после их последнего контакта. Это последний известный документ, принадлежащий перу Блэка. Он только что вернулся с шестимесячных раскопок, проходивших во время экспедиции на северную оконечность Гренландии. Из письма следует, что он активно искал какое-то необычное средство для лечения жены Элизы. До получения этого письма Бернард не располагал сведениями о том, что Элиза обгорела во время пожара, как и о том, что Спенсер делал ей какие-либо операции. Бернард показал письмо полиции, прежде чем отправиться на розыски брата.

Февраль 1908 года

Бернард!

У меня нет выбора, я вынужден завершить свои исследования, хотя, как это ни мучительно признавать, мой путь оказался ложным. Я пишу тебе, чтобы выразить свою глубочайшую благодарность и принести самые искренние извинения, на которые только способен такой человек, как я. Введенный в заблуждение собственными целями, я оказался не в состоянии прислушаться к твоим совершенно очевидным и красноречивым предостережениям. Я был слишком невнимателен, чтобы понять, что будущее моей работы уже предречено ошибками предшественников, людей, которых у меня не хватило мужества называть своими наставниками… и в особенности тебя.

И теперь я изнемогаю от тоски, в полном одиночестве жалуясь и изливая свои беды на бумагу. Даже твой смех или твое презрение стали бы целительным бальзамом для моего рассудка. Но я знаю, что ничто не может мне помочь. Я сам стал причиной всех своих страданий.