Генри Олди - Шутиха. Фантастические произведения

– Р-раден! Ср-ри р-р-раден!

Голос приза спешил всадников лучше удара копьем. Седла мигом опустели, четверо солдат упали на одно колено, правым кулаком упершись в землю – поза безусловного подчинения вышестоящему, – а пятый, явно старший, низко поклонился мне:

– Сри раден! Разрешите задать вопрос?

– Э-э-э… – Никогда не обладал я командным голосом. И учиться поздно. – Разрешаю.

Только сейчас вспомнилось, что звание «радена» соответствует гвардейскому сотнику. Сколько раз доказывал на встречах с читателем, что автор не обязан помнить кучу мелочей, им же придуманных, и тем паче не обязан вспоминать их быстро!..

– Мы везем сообщение их чародейству, господину Алому Хонгру! Армейский маг еще пребывает в Дангопее? Или мы опоздали?

– Еще… э-э… пребывает. Торопитесь, он может покинуть город в любую минуту.

– Слушаюсь, сри раден!

Бешеным наметом всадники унеслись прочь. У ног моих благоговейно сопел Бут-Бутан: парень только и дожидался исчезновения гонцов, чтобы вывалить на меня уйму обожания. Я слушал его вполуха. В памяти иголкой кололось давнее заявление Эльфа: «Тогда цацку. Срочно. Лучше – две. В оргкомитете рыцари есть?»

Цацка парила в вышине, не спеша возвращаться на плечо. Серебряная Гарпия устала. Иссякла. Надорвалась, желала отдыха. Но мне не требовалось подтверждение Куриного Льва – Влад Снегирь и без чужих свидетельств, странным, тайным нюхом чуял, где пахнет жареным. Спортивный костюм вместо голой задницы. Мундир гвардейского сотника вместо спортивного костюма.

Влад Снегирь, рыцарь Ордена Святого Бестселлера.

Обладатель цацки.

– Ты поможешь? Ты спасешь?!

Я снова присел на корточки, так и не сумев избавиться от ощущения, что успокаиваю напуганного щенка.

– Почему ты считаешь, будто я в силах спасать? Кто я здесь? Никто, и звать никак. Дух. Призрак. Посторонний.

Серые глаза Бут-Бутана просияли:

– Нет. Ты Лучший-из-Людей.

Даже рассыпаясь бенгальским фейерверком, я видел его уверенность в сказанном.

…ты увидишь, ты услышишь…

Кыш!

…как веселый барабанщик в руки палочки хреновые берет…

За что!!!

…встань пораньше, встань пораньше, встань…

Это не в ушах. Это в дверь.

Попытка встать засчитывается с третьего раза. Штормит. Литераторы, взявшись за фундамент, раскачивают здание. Мне плохо. Мне так плохо, что я согласен на самый наижутчайший бодун, лишь бы избавиться от веселого барабанщика, поселившегося в висках. Тело ватное, кровяные прожилки в глазах плетут алую паутину, клочья тумана повсюду: на спинке кровати, на холодильнике, радиаторе батареи…

– Х-х-х… то?!

– Это я, Петров. Извини, что так рано. Открой, я тихий.

– Хр… хр-ра..? – Я пытаюсь открыть дверь. Если толкать от себя, не получается совсем. А если тянуть на себя, то я упаду. – Скока тайму?

С английским у Петрова хорошо. Все понимает. Возникнув на пороге, смущенно разводит руками:

– Шесть утра. Ты чего такой зеленый? Злоупотребил?

– Н-не. – Кляп мало-помалу уходит из глотки, возмущенно царапаясь. – Может, траванулся? Майор, давай позже…

– Погоди-погоди. – Петров уверенно огибает меня, идет к кровати, лезет под подушку. – А, ясно. Яшка присоветовал?

– Угу.

Барабанщик устраивает в башке истерику. Я почти не слышу Петрова.

– Колеса в аптечке есть? Анальгетики?

– Есть… солпадеин, седалгин…

– Солпадеин годится. Сожри две таблетки. Я подожду.

Принесла его нелегкая! Отоспался бы – глядишь, и барабанщик сдох бы. Вот закинусь колесами – и пошлю майора в тундру. Мало ему вчера Джулиана вломила. Пусть зайдет к рыжей. За добавкой.

– Скоро отпустит, – обнадеживает Петров, когда я вываливаюсь из ванной. Майор устроился в кресле у окна. Хмурый, скучный и виноватый. Первый раз его таким вижу. Даже послать язык не поворачивается. Левое ухо у Петрова вдвое больше правого, рдеет пионерским костром. Хоть прикуривай! Или заново из огнетушителя поливай. Нет, не надо добавки. Пусть так посидит.

– Ты, Влад… Короче, извини за вчерашнее. Зря мы наехали. Как есть зря. А твоя подруга – девка на ять! Круто шевелится…

– Твоя коллега, между прочим. Лейтенант полиции.

В глазах майора вспыхивает профессиональный интерес.

– Ну?! Значит, не только у нас менты фантастику пишут. Это радует. Ладно, ты уже соображаешь?

– Местами.

Усаживаюсь напротив. Ставлю на стол бутыль минералки. Наливаю обоим.

– Надеюсь, голова в эти места входит. Значит, так, Снегирь. Ты вляпался в сироп. Густой и сладкий. Не дергайся, не ты один. Мы с Эльфом в тираж в 96-м вышли. Седьмой год барахтаемся. Орден Святого Бестселлера… Знаешь, кто эту хохму первым придумал?

– Нет.

– И я не знаю. А хотелось бы. Чтоб найти, взять за глотку… Ты, рыцарь, пойми главное: можно жить и в банке с вареньем. Если на грабли не наступать. А так – ничего…

– Какие грабли?

– Колхозные. На первые ты уже наступил. Сегодня ночью. Яшка, к-козел… уши дураку оборвать!.. Нет, с цацкой он верно насоветовал. Просто остеречь забыл. Ты ж ее небось на всю катушку использовал, вот и маешься. Я по первому разу тоже влетел, чуть инсульт не заработал…

– Он хотел. Он…

– Ты Эльфище не выгораживай! Ни черта до конца довести не может. Дождется, устрою ему геноцид остроухих народностей Заполярья!.. Ты ночь-другую без цацки спи. Тем более она серебряная. От золотой отходняк меньше. Кепский говорил. Раньше какие-нибудь железяки получал?

– Получал. «Старт».

– Насчет «Старта» не знаю. Нам в 89-м шиш обломился. Дома можешь испытать. Только осторожно. И после перезвони мне, расскажи.

– Тоже под подушку? Он же здоровенный! Из малахита!

Разговор двух психов. Возьмите Нобелевскую премию, вымочите в уксусе, сложите в тапочки, желательно белые…

– Приспособишься. Еще что-то есть?

– От израильского КЛФ грамота. К ней «Роза Иерусалима».

– Роза?!

– Ну, круглая… Кошерная. Виды Иерусалима, литье.

– Не знаю. Хотя евреи, они хитрые… А птичке дай отлежаться. Эх, Меч бы тебе: «Лунный» или «В камне»!.. Слушай, да оденься наконец! Сидишь, мудями светишь…

Все-таки культурный человек Петров. Деликатный.