Светлана Бондаренко - Неизвестные Стругацкие От «Страны багровых туч» до «Трудно быть богом»: черновики, рукописи, варианты.

Когда Жилин вспоминает, как он проспорил, утверждая, что знает все марки автомобилей, в рукописи неизвестная ему машина называется „„Счастливый Дракон“, новая китайская марка“, в первом издании — „„Золотой Дракон“, новый китайский атомокар“, в сборнике „В мире фантастики“ — „„Влтава“, новый чешский атомокар“, позже — „„Золотой Дракон“, новый японский атомокар“.

Во время подготовки собрания сочинений и доработки текста имена и названия не менялись на предыдущие — так читатели уже привыкли. Правка и восстановление текста были минимальными, поскольку более поздних рукописей повести почти не сохранилось: только разрозненные страницы на обороте других черновиков.

На одной из уцелевших страниц черновика „Пути на Амальтею“ после слов: „Он выбирался вторым и застрял и все-таки лег носом в холодный пол, но быстро пришел в себя и тогда увидел у самого лица ботинок Быкова. Ботинок нетерпеливо притопывал“, — была интересная вставка: „Наверное, это нелегко — притопывать ногой при перегрузке, подумал Жилин. Надо будет попробовать“.

В современной оценке произведений (во всяком случае, в не классическом отечественном литературоведении и критике) претерпели изменение термины жанровой формы: то, что ранее называлось повестью, теперь часто называется романом (по аналогии с западными категориями, разделение в которых зависит от объема произведения, а не от количества сюжетных линий и хронологических размеров повествования). В категорию „роман или повесть“ попали почти все крупные произведения Стругацких.

Но с произведением „Полдень. XXII век“ еще сложнее. Некоторые его считают романом, некоторые — повестью в рассказах, некоторые — циклом новелл. В данной работе „Полдень. XXII век“ будет называться романом, а главы его — новеллами. Не потому, что я считаю именно так, а чтобы не было путаницы с частями романа (которые Стругацкие назвали главами), с циклом, включающим в себя все последующие романы — или повести? — о мире Полдня, и с рассказами, существовавшими ранее отдельно, а затем включенными в виде новелл в роман. Определение же правильных терминов оставим профессиональным литературоведам.

Отдельной папки с черновиками „Полдня“ (или, как иногда склоняют это слово сами Авторы, „Полудня“) в архиве Стругацких нет. Конечно, она была. Вспоминая содержимое папок с черновиками других произведений и судя по количеству переделок, трудно представить себе, что все перестановки новелл и изменения в новеллах были проделаны Авторами без каких-либо записей. Это подтверждают и отрывки рукописей этого романа, обнаруженные, в основном, на оборотах черновиков „Стажеров“.

Почти все новеллы „Полдня“ в процессе работы претерпели солидные изменения, некоторые — существовали ранее как отдельные рассказы, а потом включались в роман, некоторые — кардинально перерабатывались. Изменения текста (в черновиках и в разных изданиях) далее будут отслежены отдельно по новеллам (последовательность — как в каноническом варианте). Сохранились в архиве, однако же, неизвестные новеллы, которые опубликованы так и не были.

В президиум Экономического Совета Мира входили семь человек: Председатель Президиума Виктор Говорков, он же последний Секретарь ЦК Коммунистической Партии ССКР, по профессии преподаватель; его заместитель Марта Гинзбург, знаменитый хирург; Юй Ситан, педиатр и психолог; Джеймс Нортон, экономист; Яйла Гайрубекова, заслуженная учительница; Форто Каспаро, инженер-кибернетист, племянник великого ученого; Поль Андерсен, Главный врач лечебно-профилактических учреждений Европейского Юго-Запада.

Президиум собирался раз в декаду (за исключением очень редких экстренных случаев). В подмосковном Городе Совета имелось немало специальных помещений, оборудованных специально для всякого рода торжественных заседаний, и некоторые составы Президиума охотно пользовались просторными, пронизанными светом залами, прямо соединенными с Большим Информаторием и другими консультативными устройствами и органами. Но состав нынешний, избранный в позапрошлом году, предпочитал собираться на окраине Полтавы в яблоневом саду возле старомодного коттеджика Марты Гинзбург. Семеро членов Президиума и немногочисленные консультанты по вопросам повестки дня располагались за деревянным столом в тени под тяжелыми ветвями яблонь. Посередине стола, между бутылками с минеральными водами и тарелками с вишней и яблоками ставилась крошечная серебристая коробочка кристаллофонографа, но старик Говорков, кроме того, вел протокол и вручную — писал в блокноте вкривь и вкось, царапая бумагу карандашом и постоянно ломая грифели. Он говорил, что это помогает ему сосредоточиваться. Аккуратный Нортон, вздыхая, чинил для него карандаши.

Заседания проходили довольно быстро. Во всяком случае, кроме завтрака и обеда, других перерывов не делали и к шести часам вечера разъезжались. Завтрак и обед подавала внучка Марты, красивая черноглазая украинка, вечно ворчавшая на Каспаро, который имел неопрятную привычку бросать огрызки яблок и вишневые косточки мимо мусорной корзины. В таких случаях Каспаро похлопывал ее ниже талии (племяннику великого ученого было за сто) и говорил: „Не сердись, малышка, не сердись“, а Говорков сердито стучал карандашом по столу и просил не отвлекаться.

В этот день все было как обычно. Как обычно, внучка Марты встретила высоких гостей у входа и поздоровалась с каждым за руку, показывая блестящие красивые зубы. Как обычно, все сразу направились в сад и остановились вокруг стола.

Как обычно, гигант Нортон согнулся, чтобы не задеть головой ветви, с которых свисала спелая антоновка, а Андерсен, скептически усмехаясь, уперся руками в края табурета и покачал его, и табурет заскрипел — тоже как обычно. Затем Говорков сказал: „Ну, приступим“, и все сели.

Говорков достал из кармана блокнот в матовой пласттканевой корке и десяток карандашей. Раскрыв блокнот, он оглядел всех и сказал:

— На сегодня у нас три больших вопроса и несколько мелочей. Затем я оглашу меры по решениям последней нашей встречи.