Юрий Кудрявцев - Три круга Достоевского

Русский нигилизм, имея в основном происхождение европейское, отчасти обусловлен и российской действительностью. Это видно хотя бы из вопроса Раскольникова: кому жить — Соне или лужиным?

Достоевский считает, что нигилизм сыграл в определенном смысле и положительную роль. Он показал тупиковый путь раз­вития. И служит маяком для человечества: сюда идти нельзя.

По Достоевскому, это поняли и некоторые либералы, ниги­лизму способствовавшие. «Мы вовсе, вовсе не к тому стремились; я ничего не понимаю. Я перестал понимать! Да понимаешь ли ты, кричу ему, понимаешь ли, что если у вас гильотина на пер­вом плане и с таким восторгом, то это единственно потому, что рубить головы всего легче, а иметь идею всего труднее» (10, 172]. Это говорит либерал Верховенский о своем сыне, «проповеднике подлости» нигилисте Верховенском.

Достоевский не считает, что от либерализма есть только один путь — к нигилизму. Либерал Верховенский оказал свое влияние не только на сына, но и на Шатова и Ставрогина, пути которых иные.

Таков нигилизм как составная часть европеизма, имеющий общее с другими частями — забытие человека, его духовности.

Нередко, касаясь проблемы нигилизма, говорят, что Достоев­ский опошлял социализм, клеветал на того-то, того-то и того-то. Упор делается на прототипы. Это важно, но лишь по первому кругу. Тут возможны ошибки Достоевского. По второму же кру­гу он изображает определенное социальное явление, дает ему негативную оценку. Не следует его упрекать за то, что он отразил не все явление, отразил не лучшую его часть. Выбор темы — дело самого художника. Будем оценивать изображенное. А отно­шение к тем нигилистам, которых он изобразил, у него правиль­ное. Теми методами, которые он осудил, гармонию в обществе не создашь.- Это наглядно демонстрирует современный экстре­мизм, как правого, так и левого уголка. А он-то и изображен и отвергнут писателем. Обвиняющим Достоевского в клевете на социализм я могу поставить такие вопросы: а сами-то вы готовы на сто миллионов голов? А солидарны вы с изображенными Дос­тоевским «бесами»? А одобряете вы лжеценности, «бесами» проповедуемые? Если нет, то за что же вы ругаете Достоевского? Если да, то диалог продолжать нет смысла. А отсюда делайте вывод, какой социализм и социализм ли отрицает в своем твор­честве Достоевский. Я же могу предъявить претензии к Достоев­скому лишь по первому кругу. Во времена Достоевского, видимо, имело большое значение, против кого персонально он выступает. Теперь же значение имеет лишь суть критики и критикуемого писателем.

Итак, Европа несет миру соответствующие природе западного человека буржуазность, католицизм, либерализм и нигилизм. Явления тесно связанные и имеющие нечто общее — забытие человека, его духовности, обоготворение материального. Католи­цизм при этом есть приспособление христианства к буржуазнос­ти, а нигилизм есть порождение буржуазности (материальные причины) и католицизма (духовные причины) при влиянии ли­берализма.

Сравнивая эти элементы европеизма между собою, Достоев­ский считает, что католицизм хуже нигилизма. Ибо последний просто «проповедует нуль», а первый — нечто лежащее ниже нуля: лжеценности, лже-Христа. Эта мысль проходит через «Днев­ник писателя», записные тетради, некоторые романы («Идиот»). Конечно, это сравнение «хуже — лучше» в пределах неприемле­мого, в пределах бездуховности.

Европа, по Достоевскому, не решила никаких проблем. В об­ществе царят дух материальности и полная разъединенность. Перспективы проповедующей уют и неуютные способы его дос­тижения Европы неутешительны. «Записные тетради» Достоевско­го полны предчувствия катастроф. Писатель предвидит для Ев­ропы «страшное потрясение и колоссальную революцию» [1895, 11, 175]. Опасается, что сроки близки — все это увидят совре­менные ему дети. И делает очень выразительную запись: «Это начало конца. Конец мира идет. Конец столетия обнаружится таким потрясением, какого еще никогда не бывало» [ЛН, 83, 672].

Таким образом, по Достоевскому, Европа сама по себе, в силу саморазвития идет к концу, к краху. Но смысл существования Европы (а не только одного ее элемента — нигилизма) в преду­преждении: осторожно, путь ложный, путь саморазрушения. Воз­можна лишь временная победа на этом пути. «Победят несом­ненно. В конце победа Христа» [ЛН, 77, 210]. Достоевский счи­тает, что Европу ждет гибель, Россия же лишь переболеет. Но пока русские европейцы провозглашают европеизм за всеобщий путь развития. «Вот вся наша западническая партия говорит то же самое, что и Гамбетта: не миновать, дескать, общего пути, ибо все народы ... одинаковы» [ЛН, 83, 680].

За этот общий путь и выдается европейский. Исключающий «нравственный» подход к делу и абсолютизирующий подход «ис­торический». Все действия выводят из необходимости.

Мысль о двух этих подходах раскрывается в «Дневнике пи­сателя» 1877 года. Исторический подход признает возможность братства лишь после ста миллионов голов: «...братство-де обра­зуется потом, из пролетариев, а вы — вы сто миллионов обре­ченных к истреблению голов, и только. С вами покончено, для счастья человечества» [1895, 11, 67]. Подход нравственный — : без голов.

По Достоевскому, не верна мысль об одном-единственном пу­ти для всего человечества. Европейский не единственный и не лучший. Достоевский называет три идеи в христианском мире, три пути этого мира. Католичество, протестантизм, православие.

Католическая идея выродилась в социализм и господствует во Франции. Каковы ее перспективы, об этом уже много здесь говорилось.

Протестантская идея. Она — в Германии. Это протест против стремления Рима владеть миром и человеком. Эта идея жива протестом. Своего слова в ней нет. Намертво привязана к като­лицизму. Умрет католицизм, не будет и протестантизма, ибо «вера эта есть протестующая и лишь отрицательная» [1895, 11, 7].

Православная идея — в России. Ее стараются не замечать. Но лишь она способна повлиять на мир решительно. У этой идеи будущее и победа над двумя другими.

Гибельному пути Европы противопоставляется способный к жизни путь России.

Россию пока не знают. Представление о ней примитивное. Видят «в лице России лишь спящее гадкое пьяное существо, про­тянувшееся от Финских хладных скал до пламенной Колхиды, с колоссальным штофом в руках» [1895, 11, 39]. Считают, что все положительное в России занесено с Запада. Меряют Рос­сию «своим аршином», не понимая, что «одна из главнейших наших особенностей именно та, что мы не европейцы, а они и не могут мерить иначе, как на свой аршин» [1895, 9, 11]. Пы­таются подойти к России со своими мерками. Ищут прогресс в материальной области, считая, что там и лежит критерий про­гресса. Достоевский говорит: «Не туда смотрите». Россия — но­ситель нового духа. Не понимают.