Василий Головачев - Мегаморф, или Возвращение Реликта

– Он не шевелится.

– Ждёт нас.

– Думаешь, он живой?

– Живее, чем кажется, – усмехнулся Кроули-старший. – Ни клеем, ни напалмом, ни чем-нибудь ещё тартариан остановить нельзя. В былые времена они и антиматов не боялись. Разве что стрингер мог заставить их отступить. Но у геян стрингеров нет.

– Смотри, они разворачиваются к нам.

Действительно, внешняя цепь байкеров совершила слаженный маневр и помчалась навстречу второму пришельцу. К ним присоединился второй отряд мотоциклистов, вырвавшийся из крепости, и тартарианин с седоками оказался в гибко скользящем кольце машин, которыми управляли молодые женщины.

Тартарианин начал замедлять движение.

– Если они начнут стрелять… – хмыкнул Али.

Зашевелился первый «танкоскелет», оделся в стену красно-фиолетового пламени – сработало воспламеняющее напалм устройство – и покатился к соотечественнику.

Байкеры перестроились, но войну начинать не спешили.

Тартариане сблизились, уткнулись нос в нос.

Кроули-старший вытянул вперёд руку, закрыл глаза. Лицо его побледнело, лоб покрылся каплями пота.

Али почувствовал странный ветер, – ладонь отца превратилась в излучатель энергии, – напрягся, пытаясь поймать мысленную передачу. В голове вспыхнули эфемерные призрачные фейерверки, складываясь в почти понятные символы и знаки, зазвучал тягучий баритон, прерываемый колокольным звоном. Язык был незнаком, но смысл речи показался понятным.

В то же мгновение тартариане вдруг обнялись – выглядело это именно так! – и стали перестраиваться, прорастать друг в друга, пока не образовали единый «дробный» механизм, форму которого можно было бы охарактеризовать двумя словами: сухопутный дредноут.

До столицы геянской империи отряд под командованием Истомы добрался за два часа.

Дорог и на просторах Империгея, как называли своё государство геяне, никто не протягивал, но они и не требовались в условиях Великой Равнины, плоской как стол почти на всём её безграничном пространстве. Геяне ездили от города к городу по одному и тому же пути, отчего среди трав саванны и возникали жёлтые и коричневые полосы, там, где трава не росла, вытоптанная колёсами мотоциклов, копытами вьючных животных и ногами ходоков.

Расплывчатая, серая, по ощущениям – невесомая громада впереди, какой виделась Гея-Гора с расстояния в двести километров, начала уплотняться, сгущаться, приобретать контуры растрескавшегося горного массива. Вскоре она покрылась сизо-чёрными тенями и голубыми трещинами, пока наконец не превратилась в гигантское вместилище природных образований, складок, ниш и искусственных конструкций, взбиравшихся по склонам чуть ли не до середины тысячекилометрового купола.

Ясен на этом фоне даже не сразу заметил приблизившийся город, прижавшийся к подножию Геи-Горы.

Брюссельгей начался как скопление наклонных плит по две сотни метров длиной и высотой в двадцать, напоминающих остатки древней кладки, между которыми располагались решётки и башенки с металлическими куполами на каждой.

Истома и её спутницы снизили скорость. Девушка оглянулась, и Ясен, повинуясь её мысленному зову, догнал геянку.

– Будем останавливаться в Храме Воды?

– Что это такое? – прокричал он в ответ.

– У нас поклоняются воде как основе жизни. Вода в дефиците, вот и возникла своеобразная религия.

– Как хочешь.

– Тогда заедем.

Отряд миновал две стены с башенками, повернул правее и оказался у гигантского наклонного зеркала, подпираемого чешуйчатыми колоннами, по которым стекала вода. Впрочем, и по зеркалу, имеющему форму овала длиной в полсотни метров и шириной в тридцать, стекала вода, прозрачная до такой степени, что была практически не видна.

Необычный храм был окружён частоколом стеклянных с виду столбов, между которыми невозможно было протиснуться взрослому человеку. При ближайшем рассмотрении оказалось, что столбы являются прозрачными трубками, по которым тоже сверху вниз струилась вода.

Оставили мотоциклы у ворот с коническими башенками, внутри которых стояли стражи в оранжевых халатах и мохнатых шапках, с мечами на плечах. Истома провела делегацию к водоёму, из которого поднималось зеркало.

Молящихся было мало, всего два десятка женщин, молодых, средних лет и совсем старых. Все они стояли на одном колене, наклонившись вперёд и опустив руку через невысокий бордюр в воду.

Истома тоже подошла к пруду, опустилась на колено, окунула руку в воду. Её спутницы последовали примеру начальницы.

Ясен остался на месте, полагая, что демонстрировать слепое благоговение к воде не следует. На его родине воды было много, и поклонялись общинники не ей, а Свету.

Переглядывающиеся дружинники последовали примеру своего командира. Впрочем, никто их за это не упрекнул.

Истома встала, махнула рукой.

– Можем зайти в Храм, там по всем стенам течёт вода, причём совершенно бесшумно.

– Где вы её берёте? У вас ведь нет морей и озёр?

– Синтезируем, – ответила девушка.

Они прошли ко входу в здание, накрытое наклонным зеркалом, шагнули внутрь.

Светильников видно не было, однако круглое помещение было хорошо освещено. По его белым стенам сбегали в жёлоб струйки воды, а в центре помещения виднелся стеклянный бугор, венчавший белую трубу, который оказался водяным. Тишина в зале не нарушалась ни одним звуком, так что казалось – люди присутствуют в мире голографического миража.

– По субботам здесь бывают тысячи паломников, – тихо сказала Истома. – Воды выпивается тысячи литров. Она здесь очень чистая, насыщенная кислородом и микроэлементами. Чувствуете свежесть?

– Эка невидаль, – прошептал Пилип.

Ясен ткнул его кулаком в спину.

– Вот почему ваше посольство придётся ко двору, – продолжала девушка. – Вам есть что предложить – доступ к воде. Если ничего не случится, скоро на Равнине начнётся война за воду. Большинство сохранившихся после Падения цивилизаций – биологического вида, в основе их жизни лежит кислородно-углеродно-водородный цикл.

– И у гуррах? – уточнил Ясен.

– Кроме джезеноидов до Падения, по нашим данным, космос населяли десятки тысяч разумных сообществ разного уровня. Не думаю, что все они прекратили существование.

Истома сделала поклон водяному бугру в центре зала, напоминающему фаллос, и увлекла группу за собой.

Стражники-мужчины проводили их равнодушными взглядами, олицетворяя собой здешний колорит общественного устройства.