Дмитрий Раскин - Судьба и другие аттракционы (сборник)

Как передать свои чувства, когда ты уже на подлете. Что там ?! Начало какой-то новой, немыслимой эры? Наше новое будущее? Что было бы невозможно вне Контакта. Или как раз отмена будущего? Любого.

Что ждет теперь человечество — свобода ли, рабство… Кто мы для них — ученики, партнеры, подопытные кролики, никто? Или же все закончится пшиком? Вдруг мы действительно не доросли до них? Может быть, будет нечто совсем иное, что не укладывается в евклидовые головки путешествующих в полиплоскостном пространстве?

Всё возможно. Эта ужасная и завораживающая, неописуемая ситуация, когда возможно всё — слишком многое — слишком всё . Как оказалось, человек на такое не слишком рассчитан.

Их планета была потрясающе красива — это видно из космоса. Их города тоже были уже видны. Какими же грандиозными они окажутся, когда мы будем там ! И никаких намеков на то, что могло бы быть аналогом военной техники. Впрочем, мы уже видели у них много чего такого, что не имеет аналогов на Земле. Но чем ближе становится момент приземления, посадки, тем больше у нас предвкушения. Чего вот только? Добра и радости?! Это уже эйфория? Столь же безосновательная, как наши страхи?! Но в страхах была хотя бы логика. И их нельзя опровергнуть посредством логики. А у эйфории вообще никаких оснований кроме общих предчувствий. Кроме вида прекрасной планеты после года пути.

Вот в чем ваша ошибка, консультант Томпсон, говорю я себе. Вас занимали совпадения текста Гордона с его устными показаниями и радиограммами столетней давности. (Вы все-таки были пристрастны и радовались хоть таким доказательствам его правдивости.) Тогда как надо было как раз заниматься отличиями. Их немало, да? Становится все больше, в смысле, Гордон путается в показаниях? Он достиг иного уровня понимания произошедшего пока писал, благодаря писанине. Вся ценность в путанице, оказывается. Нет, я вряд ли дослужу здесь до пенсии.

Мы летели на низкой орбите, выискивали космодром. Их было здесь как у нас автостоянок. Наконец, с одного из них подан сигнал, который мы приняли на собственный счет. Мы пошли на посадку.

Страх. Эйфория — всё сейчас позади? Всё снято в нашем первом вдохе — в самом вкусе их воздуха. В соприкосновении наших подошв с их почвой. В нашем первом взгляде в их небо.

— Как-то слишком похоже на Землю, — говорит Марк. — И по лирике пейзажа, и по показаниям датчиков. Видите? Почти то же атмосферное давление, тот же состав грунта, те же — он даже не стал перечислять, просто сунул нам под нос табло своих приборов. Мы прочитали и поразились.

— Не верю я в подобные совпадения, — жесткий шепот Стои.

— Вероятность того, что они, — Марк искал слово, — одного с нами вида, стало быть, высока.

— Что же, — пытаюсь я, — те же споры жизни, что и на Гирэ. Только там сознание обрели хоботные, а здесь гоминиды. Вот откуда вся техногенность. Получается, это тоже наша прародина? Значит, шансы на успех Контакта гораздо выше, чем мы ожидали.

Грохот на противоположном конце космодрома. (Мы присели.) Стартовал неимоверных размеров корабль. Да, действительно, они продолжают жить своей жизнью, мы для них не сенсация, может, даже и не событие. В пятидесяти метрах перед нами открылась шахта, в воздух поднялся космический аппарат — совершенно бесшумно, явно какой-то другой, неизвестный нам тип двигателя. Третьему старту, что состоялся через минуту, мы уже как бы и не удивились, собственно, мы поняли, что это был старт именно, только по суете обслуживающих механизмов. Аппарат просто исчез и всё.

Приземление какого-то причудливого автомата поразило наше воображение. К тому же это был и не автомат вовсе. Неужели у них есть космические биомеханизмы? Мы, наверно, опять торопимся с выводами и метафорами.

На краю взлетного поля здание — как и должно быть на космодроме или в аэропорту. Небольшое, так сказать, провинциальный аэропорт. Откуда нам знать, может, здесь провинция и есть. Мы заходим внутрь, в самом деле, похоже на наш зал ожидания. На табло меняются цифры, каждую минуту что-то изрекает громкоговоритель. Неужели объявляют рейсы? Только пунктом назначения вместо Сан-Франциско или Дели другие галактики и миры. В том нашем состоянии мы не сразу (потом уже стало ясно — слишком не сразу) сообразили, что здесь не было ни одного живого существа. Не замечая нас, сновали озабоченные механизмы. Но не может же громкоговоритель вещать для роботов?

На нас надвигался громадный, похожий на черный ящик автомат. Не было никаких колес, но он именно катился на нас, издавая какой-то рев. Он не был невыносимо громким, но мертвил саму душу. Казалось, сейчас лопнут сосуды мозга, ты сам снесешь себе голову выстрелом, чтобы прекратить всё это, или просто сойдешь с ума.

Я выстрелил. Рев прекратился. И это было главное. Наша психика устояла.

Автомат развалился на куски. Микросхемы и прочее. Его начинка нам показалась чуть ли ни банальной. Многочисленные механизмы преспокойно продолжали свое движение, или катились, ползли мимо нас, как будто ничего не произошло вообще.

— Это не есть машина уничтожения, — сказал я. — Дело в том, что я в него не попал. Он развалился от заряда бластера, ударившего в метре перед ним.

— Не вижу здесь повода для особого оптимизма, — процедил Марк. — Какие же звуки издают их боевые механизмы.

Из автомата в большом количестве вытекла какая-то жидкость. Точнее, с десяток жидкостей разного цвета и консистенции. Какой-то робот, надо думать, уборщик, принялся все это прибирать. Стоя поднесла трубу мультииндикатора к жидкостям. Уборщик остановился, вежливо ожидая, когда Стоя закончит и отойдет.

— Поздравляю, — наконец, говорит Стоя, — вы, кажется, сражались с газировочным автоматом. В его недрах соки, весьма близкие к грейпфрутовому, яблочному, манго, морковному, апельсиновому, а также аналог нашей колы. Ему, — она показала на обломки, — наверное, было положено предлагать напитки каждому входящему.

— Надо полагать, автомат издавал какую-то легкую, приятную слуху музыку, — моя дрожь еще не улеглась. Собственно, мы все еще покрыты по́том — Если так, то люди этой планеты очень сильно отличаются от нас.

— Судя по составу соков и газированных напитков, нет, — отвечает Стоя.

— Ясно одно, — подводит итог Марк. — Здесь нет злой воли.

— То есть здесь мы можем погибнуть только по недоразумению? — я пытаюсь быть ироничным.

Робот-уборщик покончив с обломками, начал протирать нашу обувь.

— Уже на начальной стадии Контакта, — Стоя охотно подставляла носки своих ботинок под его щетки, — думаю, все разъяснится.