Эмил Манов - Галактическая баллада

Бедняжка Йер Коли! Бедные превениане! Как они жили, лишенные всей гаммы чувств и главное всей силы чувств - радости, гнева, любви, ненависти, ликования, веселья, раскаяния, очарования, страха... Неужели печаль, доброта и разум им были достаточны, чтобы ощущать себя живыми?

- Луи, - сказала внезапно Йер Коли. - Можете дотронуться до моих волос, если взл это приятно.

Но у меня уже не было желания дотрагиваться до нее. Какой смысл ласкать женщину, которая остается равнодушной к твоей ласке? При этом Йер смотрела на меня такими печальными и наивными глазами, что у меня перехватило дыхание.

На следующий день она была такая же, какой я привык ее видеть, и я успокоился. Лишь в какой-то момент мне пришло в голову спросить ее, чувствует ли она себя лучше.

Йер Коли булькнула два-три раза: - Вы имеете в виду цурацал? О, забудьте про него. Вообще-то у нас достаточно средств, чтобы избежать его, но знаете... Иногда нам надоедает наша постоянная целеустремленность... Пойдемте, я покажу вам что-то красивое...

Она отвела меня в конец парка с серебристыми деревьями и геометрически подрезанным кустарником, напомнившими мне сады Версаля, открыла "окно" в Космос и показала великолепную звезду Аделипт. Мы пролетали близко от нее и ее сияние просто ослепляло. Она была в несколько раз больше солнца громадный мохнатый шар, изрыгавший слепящие протуберанцы, запущенный какой-то страшной внутренней силой, и я невольно отпрянул от "окна". Йер Коли схватила мою руку.

- Красивая, жестокая, бесплодная, - прошептала она. - Когда мы в первый раз пролетали мимо нее, весь дисколет охватил цурацал... Не бойтесь, Луи. Действительно, у нее нет своих планет, она испепеляет все на огромном расстоянии около себя, но для нас она - безопасна. Наш разум сильнее слепой стихии.

Рука Йер Коли была теплой, но Йер забыла про меня. Она зачарованно смотрела на голубую звезду Аделипт.

Я был близок к завершению работы над последней редакцией "Истории грядущего века". Возможно, в этом и не было смысла, потому что я не знал, вернусь ли когда-нибудь на Землю, но мой труд был последней связью с потерянной родиной и, прикасаясь к нему, я чувствовал, что прикасаюсь пусть памятью своей - к родной планете. Перечитывая "Историю", я возвращался к вам, братья земляне. Видел вас - неспокойных, испокон века ищущих радость в разумной жизни, охваченных чистым стремлением к свободе и счастью, и попадающих из одного рабства в другое, ломающих оковы и создающих новые, бунтующих против судьбы, неспокойных и непокоренных...

Я любил вас в те минуты с такой же силой, с какой проклинал в другие за ваше покорство и короткую память, за ваше равнодушие, за целые эпохи гнусной тишины и безвременья... И я продолжал, вопреки неизвестности моей собственной судьбы, искать точные слова для выражения своих мыслей. Мой одинокий труд соединял меня с вами через пространство и время. Я чувствовал себя Кандидатом, отправившимся путешествовать среди звезд, но всегда обращенным лицом к Земле.

Как закончится это странствие? Что за существа были эти превениане? Куда направлялись и куда увлекали меня? Куда вела их самих таинственная Миссия?

В тот день, когда я внес все окончательные поправки в свой труд, на противоположной от моего письменного стола стене засветился видеофон и на экране появилось лицо Бен Коли. Я не видел его давно и обрадованно кивнул ему.

- Луи, - сказал он, - вы не могли бы уделить мне немного времени?

Естественно, я мог. Мое время уже ничего не стоило.

- Тогда идите к Дому Разума. Буду ждать вас там.

Экран погас. Я очень разволновался. За все время своего пребывания на Большом дисколете мне ни разу не предложили посетить этот Дом. Даже близко не проходил возле него - мне казалось, что Йер Коли нарочно избегала этот маршрут... Я вскочил и поспешил туда.

Бен Коли уже ждал меня. Он стоял у фронтона, под большой статуей из черного мрамора, и, приближаясь, я не мог не заметить контраста: Бен Коли высокий, плечистый, белокурый, с зелеными глазами, в которых светился ум и сила, - и мраморная фигура над ним: тяжелая, сутулая - мужчина, облаченный в какие-то лохмотья, с маленькой головкой, низким лбом, нависающим над глазами, с безвольно опущенными руками... Было что-то ужасное в этой фигуре, вызывающее животный страх.

С опозданием заметил я приветливо поднятые ладони Бен Коли.

- Вам, кажется, нехорошо, Луи?

Ах, черт возьми! Этим превенианам не был знаком настоящий смех, но они прекрасно умели иронизировать... Я попытался взять себя в руки и спросил в том же тоне, не служит ли эта скульптура для того, чтобы пугать ею детей?

Бен Коли покачал головой: - Она предназначена для того, чтобы пугать взрослых, мой друг. Детей мы сюда не приводим. Они ее не понимают.

- Я тоже не понимаю. Вернее - не понимаю вас. Зачем это несчастное чудище поставили именно здесь?

- Чтобы напоминать нам о смысле нашего существования, - ответил Бен Коли. - А теперь пойдем, нас уже ждут.

- Кто?

- Наш Высший совет.

Я пригладил волосы, отряхнул пыль с одежды. Мы вошли в громадное круглое здание. Сердце мое, конечно, чуть ли не выкрикивало из груди: зачем я понадобился Высшему совету?

Мы шли по извилистому коридору, украшенному непонятными фресками геометрическими фигурами, знаками и формулами. С двух сторон имелись двери, которые не открывались, потому что мы шли точно посередине. Но, когда я один раз споткнулся, невольно делая шаг в сторону, ближайшая дверь отворилась, и я увидел двух превениан, склонившихся над большим прозрачным шаром, на три четверти заполненным желтоватой жидкостью. Мне показалось, что в жидкости шевелятся два маленьких голеньких младенца. Но дверь закрылась, так как я опять ступил на середину коридора. Я вопросительно взглянул на Бен Коли.

- Это - не тайна, - булькнул он. - Это - двое гениальных биохимиков. Они пытаются создать миниатюрную органическую модель жителей Эргона, третьей живой цивилизации в Галактике, кроме Гриз и вашей.

Эргон, Гриз... во щторой раз я слышал названия планет, которые упоминал Ртэслри. Они звучали как-то очень знакомо, и я задумался, но Бен Коли поспешил мне на помощь, объясняя, что названия эти лишь не совсем точный перевод труднопроизносимых слов.

- И зачем вам эти органические модели?

- Для объяснения некоторых явлений на Эргоне. Только вот шифр мозгового устройства эргонцев - несколько неясен. До сих пор все модели умирали в тот момент, когда размножение их мозговых клеток переходит определенную границу.

Я пожал плечами. Явление было не таким уж необъяснимым. У нас, во Франции, чрезмерное размножение мозговых клеток также приводило... нет, нет, не к смерти, но к большим аномалиям в жизни данного индивидуума. Совершенно неожиданно такой индивидуум начинал задавать бесчисленные вопросы и заканчивал свой жизненный путь очень рано.