Ларри Нивен - Мошка в зенице Господней. Хватательная рука

И в-четвертых. Перед вами — Бери. Если вы еще не ознакомились с отчетом, я могу вам все рассказать. Гораций — один из самых чертовски эффективных агентов во всей Империи. Он даже лучше меня. А именно этот один из ваших лучших агентов видит угрозу Империи и хочет провести расследование. Кстати, я — тоже.

— Понятно, — сказал Блейн, посмотрев на Бери. Его лицо не выражало ничего, однако в голосе чувствовалось расположение. — Похоже, мы вынесли правильное решение касательно вас. Которого придерживались все время.

— И какое же, позвольте спросить?

— Я по-прежнему не доверяю вам.

— Вы и мне не доверяете, капитан? — удивленно воскликнул Реннер.

— Э-э…

— Поскольку мы перешли к этой теме, скажите на милость, кому же вам еще доверять?

— Разумеется, вам я доверяю, — сказал Блейн. — Но вы ведь считаете, что на вас работает все титулованное дворянство Спарты. Пусть так, я не возражаю насчет наблюдения. Возможно, это сильнее укрепит Империю. Однако… Ваше превосходительство, я не уверен, что вы хотите еще большего укрепления Империи.

Бери медленно проговорил в ответ:

— Если двадцать восемь лет службы… — и он замолчал. Если двадцать восемь лет постоянно держаться в тени — этого для них недостаточно, в таком случае… ему было нечего сказать.

— Видите? — быстро спросил Блейн, стараясь выглядеть в глазах собеседников как можно более разумным. — Нельзя посылать Бакмана, Кевин. Я сейчас объясню. Это делается на тот случай, если вы устроили все так, что он отправится только вместе с Бери.

— Нет, капитан, если что-то предпринимать, то только так. Он…

— Мы можем послать Арноффа. Или уйму других людей. Кевин, у меня есть очень веская причина не доверять Бери и чертовски мало оснований для того, чтобы ему доверять!

Реннер повысил голос:

— Капитан, за двадцать восемь тех проклятых лет, в течение которых мы прослужили на благо Империи…

— Кевин, в любом случае, вам не удастся убедить меня, что вам это очень нравилось, — заметила Салли.

— Что ж, прекрасно, тогда мне придется убеждать вас, — промолвил Реннер, отпивая глоток кофе. — Капитан, давайте-ка минуточку потолкуем о вашей руке.

Блейн выразительно посмотрел на всех троих. Потом сказал:

— Какого черта вам вдруг захотелось разговаривать о моей руке?

— Ну… сейчас вот вы носите короткие рукава. А я припоминаю, что когда вы возвращались в Нью-Чикаго на борту «Макартура», то были одеты в просторную подбитую войлоком длинную куртку. Как вы заработали эти шрамы? Неужели это имеет какое-то отношение к мятежу?

— А почему бы вам не воздержаться совать свой длинный нос в эти дела, Реннер? — процедил сквозь зубы Блейн.

Бери хотелось спросить о том же самом. Но Реннер уже задал вопрос, поэтому вмешиваться было совершенно безнадежным делом. К тому же уже очень давно Бери не пытался заткнуть Кевину глотку.

— Никто не надевает одежду с короткими рукавами на встречу с теми, кого недолюбливает, — проговорил Реннер. — По-моему, ваши шрамы имеют какое-то отношение к вашей позиции по данному вопросу. Это последствия ожогов? Вы не могли получить их ни в каком другом месте.

— Да. Это произошло в Нью-Чикаго. В Поле Лэнгстона попала торпеда, она прожгла дыру и прошла прямо через корпус корабля. Пламя охватило мою руку, не защищенную скафандром до плеча.

— А теперь на все космические корабли устанавливают сверхпроводники мошкитов.

— Д-да. Видите ли, это вовсе не означает, что нас больше нельзя убить. Нас нельзя повредить. Поле Лэнгстона подверглось перегреву, и весь корпус начал разогреваться. До тех пор, пока там не стало слишком жарко. Это лишь теперь мы оснащаем корабли мошкитскими сверхпроводниками…

— А рукава?

Граф потер переносицу. Это немного скрыло его выражение лица.

— Я… тогда я был настроен очень воинственно. Я не собирался напоминать этим о себе, но, будь я проклят, если позволил бы его превосходительству забыть об этом. Согласен, это довольно мелочно с моей стороны. Кевин, я не позволю старым обидам помешать целям Империи. Полагаю, вы поняли. На «Макартуре» Бери был арестантом. Он подозревался в подстрекательстве к мятежу на Нью-Чикаго.

— А вы находились в одном из тюремных лагерей, — сказал Реннер Салли Блейн.

— Там со мной находилась одна из моих подруг, которая так и не вернулась домой, — проговорила Салли, прищурившись от гнева. — И виноват в этом он, черт подери! Он подтолкнул целую планету к мятежу только для того, чтобы заколотить побольше денег. Которых у него и без того было немеряно!

— О нет, — возразил Реннер.

— У нас есть доказательства, — произнес граф. — Мы предъявляли их ему. Мы воспользовались этим, чтобы заставить его на нас работать… Ну как?

Леди Блейн положила руку на изуродованное шрамами запястье мужа и сказала:

— Кевин, вы хотите сказать, что это не так?

— Я знаю его больше двадцати пяти лет. Бери нарушал законы, чтобы заработать побольше денег, но ведь денег всегда недостаточно. Такого просто не может быть. Нью-Чикаго не отличается богатством. И никогда не отличался, разве не так?

— Что ж, одного раза достаточно… прийти к мысли об этом…

— Капитан, мы останавливали мятежи. Вам известно, что их вызывает? Бери это известно. Когда нет урожая! Существует древняя традиция: когда нет урожая, народ свергает короля. Поверьте мне, уж если Нью-Чикаго был готов к мятежу, то для него не требовалось участия никаких финансовых махинаторов типа Горация Бери.

— Хорошо, Бери, — сказал Блейн. — Тогда почему вы там находились? Зачем? Мы еще ни разу не задавали этого вопроса.

— Я не обязан отвечать. И с какой стати я буду свидетельствовать против себя же?

Блейн пожал плечами.

— Вы будете слушать? — требовательно спросил магнат.

Блейн быстро посмотрел на него.

— Да, ваше превосходительство.

Бери бросил взгляд на свои диагностические приборы. Он установил их на полную активность; сейчас ему не хотелось выглядеть расслабленным. Но приборы пока никак не реагировали на его состояние. Отлично…

— Прошло тридцать пять лет, милорд. Вам, наверное, было этак годков двенадцать, когда я занялся политикой в Нью-Чикаго. Разумеется, я действовал не от своего имени.

— А от чьего же тогда? — вызывающим тоном осведомилась Салли.

— От имени Леванта, миледи. И от имени всех арабов, которых тогда представлял Левант.

— Так вы состояли в ООА? — спросил Блейн.

— Милорд, я был Заместителем Председателя Организации Освобождения Арабов.