Марина и Сергей Дяченко - Рубеж. Пентакль

Были черкасы!

Были!

Ярина вдруг представила, что какой-нибудь Старый Пан – толстый, кунтуш золотом да жемчугами шит, в пышных усищах каменья сияют – протягивает Ондрию Нагнибабе тот леденчик с отравой. «Действует мгновенно… Вы не будете страдать».

Ох, и ответил бы ему удалой черкас! Ох, и ответил! Всех бы родичей панских помянул, ни одного не пропустив!

Ладонь разжалась. Яркий леденчик соскользнул на пол…

…Они летели под холодными ледяными звездами, и его рука сжимала Яринины пальцы. Страх исчез, сгинул без следа. И даже мертвый оскал Месяца уже не казался зловещим. Чужая вражья земля была далеко, далеко…

– Почему ты говоришь, что тебя еще нет, Денница? Ты еще не родился?

Он улыбается, качает головой. Легкий ветер ерошит волосы под серебряным обручем.

– Уже успел. Но я еще… скачу на ивовом прутике. Как ты когда-то.

Ярина улыбается в ответ, хотя понимает – в его словах приговор. Он не успеет.

– Скажи, когда я умру, я… попаду в Рай?

Его лицо хмурится – впервые за все их короткое знакомство.

– Нет.

– Значит… В Ад?

Рука дрогнула, ледяной воздух вновь превратился в трясину, и если бы не его пальцы…

– Ада нет, Ирина. Рая тоже. Есть мир. То, что вы ошибочно зовете «мирами», – это Сосуды. Части целого. Они очень разные. А Мир – один.

Внезапно он смеется – весело, беззаботно.

– Вспомнил! В том Сосуде, откуда ты родом, живет один забавный народ. Очень неглупый. Их мудрецы первые поняли, что нет ни Ада, ни Рая. Они даже написали об этом весьма толковую книгу. «Зогар» – не слыхала? Но все-таки кто-то не удержался и приписал, что самые умные из них после смерти отправятся в какой-то сад Эден и там будут беседовать с Высшим Существом. Будто Ему больше нечего делать – разговаривать с этими нудными самовлюбленными старикашками!

Она смеется в ответ, ничего не понимая. Действительно – смешно! Жаль, нет времени расспросить подробнее – ни о чем. Разве что…

– Откуда ты все-таки пришел, Денница? Из будущего?

На этот раз Несущий Свет не спешил с ответом. Тонкие брови сошлись к переносице. Сердился? Не хотел отвечать? Ярина даже успела пожалеть, что решилась спросить о таком.

– Будущего еще нет, Ирина. Века через два – по твоему счету – люди начнут выдумывать интересные байки о путешествии во времени – и станут неплохо на этом зарабатывать. Но это сказки. Нашего грядущего еще нет. Но есть Сосуд, где нет времени, – как во сне. Сейчас я в этом мире, и могу заглянуть в твой сон. Скоро… Да, очень скоро я смогу приходить и наяву.

– Скоро?!

В сердце вновь вспыхнула надежда. Значит, еще не поздно!

Он понимает, уголки тонких губ еле заметно дергаются.

– Скоро… Но не так, как тебе нужно. Я не успею.

И снова поддалась ледяная трясина, и снова его теплая рука удержала, не дала провалиться в бездонную топь. Ярина подняла взгляд к равнодушным звездам. Все? Но как же! Ведь Денница обещал! Обещал!

– Я смогу помочь, если… Если тот, кто мною станет, вспомнит одну очень важную вещь. Он быстро учится, но времени мало.

Девушка кивнула, и тут же в глаза ударил серебряный свет Месяца. Володимир недобро скалился, словно чуя смерть.

– Помочь нужно не только тебе. Многим. Очень многим!

Почему-то вспомнились слова прокурора Иллу. Значит, правда? Выходит, этому миру и в самом деле грозит страшное!..

– Денница! Сегодня мне сказали… Пан державный прокурор Иллу…

И снова его лицо хмурится, недобро блестят глаза.

– Знаю! Не верь им, Несущая Мир! Князь Сагор меньше всего думает о своих посполитых. Он страшнее Мацапуры – и сильнее. Если б я мог…

Он замолчал, а Ярине не захотелось переспрашивать.

Небо.

Звезды.

Его рука…

Пусть это сон, пусть скоро все исчезнет, развеется морозной дымкой, но пока они вместе, и послушный воздух легко несет их в черную высь, и легкий ветерок ерошит волосы…

– Эта?

– Эта!

Свет факелов – в лицо. Бородатые рожи склонились, дышат перегаром.

– Тощая, сучка! Костистая!

– Ничего, щас помягчает!

Еще ничего не понимая, но чуя беду, Ярина дернулась, резко взмахнула скованными руками…

– Ишь, брыкается!

Удар – острым носком сапога по лицу. Во рту хрустнуло, хлынула соленая кровь.

– Но тока чтоб жива осталась! Ясно?

– Останется! Всю жизнь помнить будет!

Руки вздернули вверх, заскрипела ржавая цепь, цепляясь за крюк. Ярина извернулась, ударила ногой – не глядя, наугад. Попала! Громкий крик, непонятая ругань – невидимый толмач и тот промолчал. Девушка попыталась отодвинуться к стене, ударить снова…

– Ах ты, гадюка!

На этот раз били втроем – сапогами, куда придется. Наконец, хекая, отступили, кто-то плюнул – липкая слюна поползла по щеке.

– А может, придушим, а?

– Ты че? Сказано – чтоб запомнила! Запомнила, понял?

Потная волосатая ладонь протянулась, резко рванула ворот плахты. Крепкая ткань, трещала, не поддавалась, больно впиваясь в шею. Ярина попыталась двинуться, но боль сковала, прижала к грязной соломе.

– Чур, я первый! Ну чего, сучонка? Раздвигай ножки!

Что-то тяжелое, пыхтящее, воняющее тухлым луком, навалилось сверху, завозилось, потная ладонь легла на грудь, скользнула по бедру, ногти врезались в кожу…

Хотелось закрыть глаза, но даже на это уже не было сил.

Я знаю, как меня зовут!

Знаю!

Знаю, знаю, знаю!

– Хлопцы-ы! За мной! Рубай! Як капусту! Впере-од!

И диво дивное – разом сгинуло все: страх, сомнения, майским червяком точившие сердце. Пекло ли, Рай, кочерга или галушки с медом…

Вперед!

Добрый конь не первый год под седлом – сразу понял, ударил копытами в затоптанный хрупкий снег.

Впере-е-од!

Эх, куме, не журись, туды-сюды повернись!

Турецкие гарматы, ощетинившиеся багинетами французские каре, немецкие шанцы – все сметали, всех в землю втаптывали. В землю, в горячий песок, в болотную жижу, в окровавленный снег. Верная шабля-»ордынка», в горячем бою взятая, прикипела к ладони. Хороша «ордынка», всем хороша, вернее жены, святее иконы!