Тед Рейнольдс - Проба

Тед Рейнольдс

Проба

Больше всего Поль ненавидел сон по-шеклитски, больше даже, чем местную пищу. Голова его кружилась, мышцы безумно болели и, казалось, ноги вот-вот оторвутся. Он даже не мог помочь себе руками, потому что семейство еще не погрузилось в сон, - если кто-нибудь из них откроет глаза и заметит, что он ухватился руками за насест, это может сказаться на торговле и дипломатических отношениях самым неблагоприятным образом.

Нужно продержаться еще с полчаса, пока они заснут окончательно. Тогда он сможет слезть с перекладины и поспать несколько часов на полу пещеры. Главное, чтобы перед самым пробуждением семейства он опять свисал с насеста, зацепившись за него коленями.

Как и следовало ожидать, Поммоп открыл один глаз и в полудреме взглянул на Поля.

- Ловко мы с тобой загнали сегодня морков в хлев, да, сынок?

- Конечно, пама, - пискнул Поль, переведя транслятор в режим любви и почтительности.

Поммоп удовлетворенно закрыл глаз и остался висеть под своим насестом вниз головой, медленно покачиваясь вперед-назад. В полудреме шеклиты всегда вели себя непредсказуемо: то заснут, то снова проснутся. Часто они переговаривались, почти бездумно перебирая в памяти события прошедшего дня, намечая что-то на следующий и вообще показывая, как они довольны друг другом.

Через некоторое время Иоувии, висящая в дальнем конце пещеры, прошелестела крыльями, делавшими ее похожей на летучую мышь, и сонно пробормотала:

- Я уже говорила тебе сегодня, что ты замечательный отпрыск, Вайюео? Один из самых лучших на свете.

- Ты тоже, Иоувии, - ответил Поль, старательно делая вид, будто засыпает, но потом решил, что теперь его очередь сказать что-нибудь.

- Мапа? А утром будет кабиско? Я так люблю кабиско, которое ты готовишь. - Кабиско он ненавидел.

- М-м-м-м-м, - сонно ответила Моппом. Поль с удовлетворением отметил, что она почти уснула.

Вскоре разговоры стихли, но мучительное выжидание продолжалось: Полю необходимо было убедиться, что сон семьи крепок. Наконец, подтянувшись на руках, он снял с насеста изболевшиеся ноги и опустился на пол пещеры. Каждый мускул болел, и Поль чувствовал, что держится из последних сил. Потягиваясь и приседая, Поль принялся разгонять кровь в затекших руках и ногах.

Ах, будь привычка спать на полу для шеклитов просто безобидным чудачеством! Поль не стал бы возражать, если бы его сочли чудаком. Но в глазах общества тот, кто отказывался спать в естественном положении, то есть свисая с насеста вниз головой, считался чуть ли не безумцем, возможно, опасным, способным даже на убийство. И хотя члены семейства Местойвов относились к Полю вполне благожелательно, они, мягко говоря, забеспокоились бы, заметив в поведении одного из своих отпрысков подобную странность. С первых же ночей, проведенных на планете Шекли, он понял, что привычка спать лежа слишком близка к границе допустимого в этом обществе и злоупотреблять ею не следует.

Поль устало двинулся в дальний конец пещеры, где семейство Местойвов держало наследственный алтарь и компьютерные терминалы. Там он лег на пол, устроившись так, чтобы острые грани камней мешали ему как можно меньше. У него оставалось еще около трех с половиной часов нормального отдыха, после чего семейство снова вернется в состояние полусна, и для него же будет лучше, если, придя в себя, шеклиты обнаружат его висящим под насестом, да притом отдохнувшим и довольным. В противном случае возможны дипломатические осложнения.

Сон по-шеклитски Поль ненавидел всей душой.

А теперь, в довершение всего, он еще и не мог уснуть. В голове его, не переставая, вертелся один и тот же вопрос: "Почему я?" Почему из четырех с половиной миллиардов землян лотерейная удача выпала именно ему? Почему не кому-нибудь другому? Хотел бы он посмотреть, как на его месте повела бы себя, например, его жена Мэрилин.

Не в первый раз он проклял дурацкий метод выяснения межвидовых отношений, на котором когда-то остановили свой выбор галактические расы. Наверняка земляне могли бы придумать что-нибудь поумнее. Но когда Земля вступала в Галактическое содружество, эта традиция существовала уже многие миллионы лет: человечество могло либо вступать, как все, либо отправляться со своими претензиями домой. Ни изменить, ни обойти традицию оно не могло.

Поль понимал, что это необходимо. Разумные существа Галактики слишком сильно отличались друг от друга, и вряд ли можно было ожидать, что любое из них поладит со всеми остальными. Каждая новая раса, попадавшая в поле зрения землян, становилась потенциальным союзником, торговым партнером, другом, если, конечно, не оказывалось, что эти разумные существа отличаются от землян физиологически, по складу ума, по социальному устройству или по моральным нормам настолько, что общение с ними решительно невозможно.

Лотерея позволяла определить жизнеспособность отношений, и умом Поль понимал, что в таком подходе гораздо больше смысла, чем, скажем, в войнах. Но всякому, на чью долю выпало испытать этот подход на себе, он не мог не показаться глупой шуткой.

В конце концов представитель человечества на планете Шекли погрузился в тревожный сон.

Члены семейства Местойвов сидели на карнизе у входа в пещеру, глотая кусочки моркатины. Поль благодарил судьбу за то, что Моппом так и не приготовила кабиско, но мясо морков было ненамного вкуснее.

По бледно-желтому куполу неба над головой бежали многочисленные маленькие облачка зеленого цвета; запертые в хлеву морки переступали ногами и мягко трубили в своих стойлах; деловитые крохотные пташки время от времени пересекали в полете круг утреннего солнца. Из пещеры вышел Поммоп, потянулся, остановился, взглянув на ущелье Кулууве, и, разгоняя после сна кровь, старательно затряс сначала крыльями с множеством тонких костяных переборок, потом длинными руками.

- Красивый день, просто бесподобный день, - произнес он наконец, присоединяясь к семье за утренней трапезой. - Не твоя ли сегодня очередь махнуть в Иоуори за яйцами, Вайю? - спросил он, поворачиваясь к Полю с улыбкой.

Кусок недоваренной моркатины застрял у Поля в горле, и он беспомощно закашлялся. С того места на краю скалы, где он сидел, ему отлично были видны торчащие над кронами огненных деревьев крыши домов. "Всего полмили напрямую для летучей мыши, - подумал он. - Два часа карабканья по скалам сначала вниз, потом вверх - для меня. И то, если доберусь... Я же не вы! в отчаянии мысленно выкрикнул он, обращаясь ко всему семейству. - У меня нет крыльев, я не могу летать. Я ненавижу яйца бреера. Вы все это знаете. Зачем же делать вид, что это не так?"