Аркадий и Борис Стругацкие - Мир Полудня (сборник)

– А вы, Владимир Сергеевич, изменились мало.

– Да,  –  сказал Юрковский.  –  Волос поменьше, ума побольше.

– Что нового в институте?  –  спросил Шершень.  –  Как дела у Габдула Кадыровича?

– Габдул застрял,  –  сказал Юрковский.  –  Очень ждет ваших результатов, Владислав. По сути, вся планетология Сатурна держится на вас. Избаловали вы их, Владислав… э-э… Избаловали.

– Что ж,  –  сказал Шершень,  –  за нами дело не станет. В следующем году начнем глубинные запуски… Вы вот только людей бы мне подбросили, Владимир Сергеевич, специалистов. Опытных, крепких специалистов…

– Специалисты,  –  сказал, усмехаясь, Юрковский.  –  Специалисты всем нужны. Только это, между прочим, ваше дело, Владислав,  –  готовить специалистов. Вы, вы должны их институту давать, а не институт вам. А я слыхал, что от вас Мюллер на Тефию ушел. Даже то, что мы вам дали, вы упускаете.

Шершень покачал головой.

– Дорогой Владимир Сергеевич,  –  сказал он,  –  мне работать нужно, а не специалистов готовить. Подумаешь, Мюллер. Ну, хороший атмосферник, два десятка неплохих работ. Так ведь Дионе программу надо выполнять, а не гоняться за хитрыми разумом Мюллерами. И таких, как Мюллер, пусть институт держит у себя. Никто на них не польстится. А нам здесь нужны молодые дисциплинированные ребята… Кто там сейчас в координационном отделе? Все еще Баркан?

– Да,  –  сказал Юрковский.

– Оно и видно.

– Ну, ну, Владислав, Баркан хороший работник. Но сейчас открыты пять новых обсерваторий в Пространстве. И всем нужны люди.

– Ну так, товарищи!  –  сказал Шершень.  –  Надо же планировать по-человечески! Обсерваторий стало больше, а специалистов не прибавилось? Нельзя же так!

– Ладно,  –  весело сказал Юрковский,  –  ваше… э-э… неудовольствие, Владислав, я непременно передам Баркану. И вообще, Владислав, готовьте ваши жалобы и претензии. Насчет людей, насчет оборудования. Пользуйтесь случаем, ибо в настоящее время я облечен властью разрешать и вязать, высшей властью, Владислав.

Шершень удивленно поднял брови.

– Да, Владислав, вы разговариваете с генеральным инспектором МУКСа.

Шершень вздернул голову.

– Ах… вот как?  –  медленно сказал он.  –  Вот не ожидал!  –  Он вдруг опять заулыбался.  –  А я, дурень, ломаю голову: как случилось, что глава мировой планетологии так внезапно, без предупреждения… Интересно, по каким же это наветам удостоилась наша маленькая Диона генерального посещения?

Они еще раз посмеялись.

– Послушайте… э-э… Владислав,  –  сказал Юрковский.  –  Мы довольны работой обсерватории, вы это знаете. Я очень доволен вами, Владислав. Отчетливо… э-э… работаете. И я вовсе не собирался беспокоить вас в моем, так сказать… э-э… официальном качестве. Но вот все тот же вопрос о людях. Понимаете, Владислав, некоторое  –  я бы сказал законное  –  недоумение вызывает тот факт, что у вас… э-э… Вот за последний год у вас здесь закончено двадцать работ. Хорошие работы. Некоторые просто превосходные. Например… э-э… эта, об определении глубины экзосферных слоев по конфигурации тени колец. Да. Хорошие работы. Но среди них нет ни одной самостоятельной. Шершень и Аверин. Шершень и Свирский. Шершень и Шатрова… Возникает вопрос: а где просто Аверин и Шатрова? Где просто Свирский? То есть создается впечатление, что вы ведете свою молодежь на помочах. Конечно, более всего важен результат, победителя не судят… э-э… но при всей вашей загруженности вы не имеете права упускать из виду подготовку специалистов. Им ведь рано или поздно придется работать самостоятельно. И, в свою очередь, людей учить. Как же это у вас получается?

– Вопрос законный, Владимир Сергеевич,  –  сказал Шершень после некоторого молчания.  –  Но как на него ответить  –  не представляю. И выглядит это подозрительно. Я бы сказал, мерзко. Я уж тут несколько раз пытался отказываться от соавторства  –  знаете, просто чтобы спасти лицо. И представьте себе, ребята не разрешают. И я их понимаю! Вот Толя Кравец.  –  Он похлопал ладонью по фотокорректуре.  –  Великолепный наблюдатель. Мастер прецизионных измерений. Инженер чудесный. Но…  –  он развел руками,  –  недостаточно опыта у него, что ли… Огромный, интереснейший наблюдательный материал  –  и практически полная неспособность провести квалифицированный анализ результатов. Вы понимаете, Владимир Сергеевич, я же ученый, мне до боли жалко этот пропадающий материал, а опубликовывать это в сыром виде, чтобы выводы делал Габдул Кадырович, тоже, знаете ли, с какой стати. Не выдерживает ретивое, сажусь, начинаю интерпретировать сам. Ну… у мальчика же самолюбие… Так и появляется  –  Шершень и Кравец.

– М-да,  –  сказал Юрковский.  –  Это бывает. Да вы не беспокойтесь, Владислав, никто ничего страшного не предполагает… Мы отлично знаем вас. Да, Анатолий Кравец. Кажется, я его… э-э… припоминаю. Такой крепыш. Очень вежливый. Да-да, помню. Очень, помню, был старательный студент. Я почему-то думал, что он на Земле, в Абастумани… Э… да. Знаете, Владислав, расскажите мне, пожалуйста, о ваших сотрудниках. Я уже всех их перезабыл.

– Что ж,  –  сказал Шершень.  –  Это не трудно. Нас здесь всего восемь человек на всей Дионе. Ну, Дитца и Оленеву мы исключим, это инженеры-контролеры. Славные, умные ребята, ни одной аварии за три года. Обо мне говорить тоже не будем, итого у нас остается всего пять собственно астрономов. Ну, Аверин. Астрофизик. Обещает стать очень ценным работником, но пока слишком разбрасывается. Мне лично это никогда в людях не нравилось. Потому мы и с Мюллером не сошлись. Так. Свирский Виталий. Тоже астрофизик.

– Позвольте, позвольте,  –  сказал Юрковский, просияв.  –  Аверин и Свирский! Как же… Это была чудесная пара! Помню, я был в плохом настроении и завалил Аверина, и Свирский отказался мне сдавать. Очень, помню, трогательный был бунт… Потом я у них принимал экзамен у обоих сразу, и они еще отвечали мне с этакой… лихостью. Дескать, знай, кого выгоняешь. Большие были друзья.

– Теперь они поохладели друг к другу,  –  грустно сказал Шершень.

– А что… э-э… случилось?

– Девушка,  –  сердито сказал Шершень.  –  Оба влюбились по уши в Зину Шатрову…

– Помню!  –  воскликнул Юрковский.  –  Маленькая такая, веселая, глаза синие, как… э-э… незабудки. Все за ней ухаживали, а она отшучивалась. Изрядная была забавница.

– Теперь она уже не забавница,  –  сказал Шершень.  –  Запутался я в этих сердечных делах, Владимир Сергеевич. Нет, воля ваша. Я в этом отношении всегда выступал против вас и буду впредь выступать. Молодым девчонкам на дальних базах не место, Владимир Сергеевич.

– Оставьте, Владислав,  –  сказал Юрковский, нахмурясь.