Александр Золотько - Бомбы и бумеранги (сборник)

Я, таинственный русский граф Иван Кречетников, талантливый изобретатель-самоучка, уже принес пользу Её Величеству, передав англичанам патент на устройство ускоренной зарядки серандита.

Небезвозмездно – это было бы подозрительно. На сдачу с благодарности и авансом за будущие изобретения меня провели по усиленно охраняемым подземным хранилищам, я увидел достаточно, чтобы понять, как непросто будет в них проникнуть.

Сегодня на балу мне предстояло сделать слепки с двух ключей от подземных хранилищ, с которыми не расставались лорды-ключники. Цветистость английских должностей не переставала меня забавлять с тех пор, как пожилой адмирал был представлен мне как Первый властелин Морей.

– Вы знакомы с леди Спенсер? – спросила меня красивая жена третьего из лордов-ключников, графиня Портлендская. Наедине я называл ее Джейн. – Она тоже русская по рождению.

Мое сердце замерло, я оборачивался, казалось, целую вечность, хотя изначально знал, что могу встретить Зою и что она может меня погубить.

Она чуть пополнела, ее темные волосы были забраны вверх, улыбка на губах застыла при виде меня. Она была невыносимо, ослепительно прекрасна, я обжегся об ее лицо. Зоя несколько раз моргнула, когда меня ей представляли, потом подала мне узкую белую руку.

– Рада встрече, граф, – сказала она медленно, будто во сне. – Я слышала о вас и о вашем необыкновенном инженерном таланте. Заезжайте ко мне с визитом, завтра же.

Она подала мне узкий белый треугольник карточки – в этом сезоне в моде были треугольники. Джейн повлекла меня дальше, знакомить и представлять другим, но я чувствовал взгляд Зои на своей спине весь вечер, хотя позже выяснилось, что она уехала с бала почти сразу после нашей встречи.

Лорды-ключники по традиции носили ключи от подземных хранилищ на толстой золотой цепи на шее. Русский граф – широкая душа – выпив несколько бокалов вина, пошел обниматься со всеми подряд, хлопая ошеломленных англичан по спинам и прижимая к своей широкой груди, на которой незаметно появлялся и исчезал кубик пластичной пасты, в точности отпечатывавший рельеф ключа и нескольких верхних пуговиц.

– Томас умер три года назад в Сомалии, – Зоя откинулась на спинку кресла. Годы не сгладили порывистой страстности ее движений, она просто научилась лучше ее контролировать, когда считала нужным. Сейчас, со мной, в ее дорогой черно-сине-белой гостиной, в этом нужды не было.

– Восстание в Северных копях? – спросил я. Я помогал его организовать, мы освободили и забрали на Сокотру больше полутора тысяч рабов, изначально – из трех разных племен Сомалии и Эфиопии. Погибло человек десять британских солдат и офицеров, кто-то из руководителей колонии был застрелен.

Зоя остро взглянула на меня.

– Нет. Лихорадка. Было дождливое лето, комары, эпидемия.

– Я помню, – сказал я. – Ты горюешь? Ты его любила?

Она пожала плечами.

– Любила первые несколько лет. Не так, как тебя. Мы были очень разные. В восемнадцать лет этого не видишь. А потом уже поздно. У нас сын, он в школе до июля. Он похож на тебя. Можешь мне не верить, но это почему-то так…

Начинало темнеть. Зоя поднялась и зажгла лампы.

– Я отпустила всю прислугу, – сказала она.

Я кивнул. Я уже заметил.

– Отец умер в прошлом году, – сказала Зоя. – Он совсем разорился, имение продано. Я не была в Мамонтовке много лет. Не знаю, как там твоя семья.

– У меня теперь другая семья, – ответил я. – большая и настоящая.

– Я знаю, Ваня. И Скотланд-Ярд этой семьей очень заинтересован. И вашим… семейным поместьем.

– Ты связана со Скотланд-Ярдом?

– Томас был игроком, – вздохнула она. – Пять лет назад мог случиться большой скандал, но его замяли. Я… оказываю сыщикам услуги. Продаю свою волю за сохранность доброго имени для нашего сына. Иногда меня коробит то, о чем они просят. Иногда я согласна с ними.

– А в моем случае?

Зоя прошлась по комнате. Она нервничала и крутила кольца на пальцах.

– Когда человек болен, ему дают отлежаться, преодолеть болезнь, – сказала она. – Его не колют иголками в больные места, не трут их кислотой, не режут ножом. Человечество избавится от рабства и притеснений. Само. В Петербурге готовят манифест об эмансипации крепостных. В Америке Север давит на плантаторов Юга – рабству осталось существовать недолго. Зачем вы стегаете лошадей, Ваня? Они могут понести, и бог только знает, куда!

– Они знают, зачем я здесь? – спросил я.

Зоя покачала головой.

– Нет. Мне поручено выяснить. Они же знают, что я тоже из России. Вот, я втираюсь к тебе в доверие, Ваня. Ты мне доверяешь? Пойдем. Говорить не будем.

Она взяла меня за руку и повела по темному коридору. Мое сердце билось так, что серандит в нем, наверное, раскалился докрасна. В груди кололо и плавилось, как перед прыжком в пропасть. Была дверь, потом еще одна, потом спальня, сквозь занавески сочились сумерки.

– Расстегни, – сказала Зоя, поворачиваясь ко мне спиной. – Ты же умеешь?

Я умел.

Я поднял ее на руки, но до кровати не донес – ковер был мягким, в камине тлели угли. Мы не разговаривали. Она проводила губами по моим шрамам, я чувствовал кожей ее слезы. Ее волосы были как сыпучий шелк, я вспомнил пальцами, как убирал их со страниц книг, над которыми она засыпала. Она так кричала, что я закрывал ей рот ладонью, и она до крови впивалась в нее зубами.

– Я знала, что ты не погиб в той войне, – вот единственное, что она мне сказала ночью. – Когда ты умрешь, я почувствую.

Я проснулся и долго лежал не шевелясь. Зоя прижималась ко мне голым горячим телом, простыни были из шелка, в окне рассвет занимался над огромным городом. Когда-то, умирая, я уже видел и чувствовал это.

Я потихоньку выбрался из кровати, оделся и прошел в гостиную. Зажег свечу и писал, чертил, делал наброски, пока из комнаты не вышла полностью одетая Зоя. Тогда я осознал, что утро уже в разгаре и пора начинать мой последний день. Если я сегодня погибну от рук агента Скотланд-Ярда, меры безопасности останутся прежними, и в конце недели М. совершит кражу века, Сокотра получит серандит.

Я взял со стола кожаный портфель, сложил в него бумаги и оттиски ключей.

Зоя стояла передо мною – страстная, нежная, сильная. Безмерно любимая.

– Ты – моя с той минуты, как залезла со мной на абрикосовое дерево. А я – твой. Твой раб, Зоя, и это единственный вид рабства, существование которого в мире я могу принять. Двое людей, принадлежащих друг другу.

– Скорее всего, сегодня тебя застрелят или арестуют, – тихо сказала она. – Агенты, наверное, уже ждут.