Андрэ Нортон - Золотой Небесный Триллиум

В ее видении Файолон открыл глаза и резко сел, схватившись за грудь. Может быть, его шарик тоже звякнул? Майкайле очень хотелось не только видеть, но и слышать все, что происходит вокруг него.

«А что, может быть, и удастся. По крайней мере стоит попробовать». Она почувствовала, как сознание движется куда-то вдаль и в голове возникает некое напряжение. И вот послышалось тихое посапывание спящих фрониалов, шелест деревьев и даже дыхание Файолона — несколько отрывистое, как если бы его только что разбудили, не дав досмотреть сон.

— Файолон, — мягко произнесла она, даже не понимая, вслух разговаривает или нет, — ты слышишь меня?

Он завертел головой, оглядываясь по сторонам:

— Майка? Где ты?

«Это просто чудо! — подумала девочка. — Может быть, Харамис вообще никогда не удастся нас разлучить».

— Я до сих пор торчу в этой дурацкой башне. Там, где ты меня оставил! — добавила она с укором. — Но я, кажется, обнаружила нечто интересное. Взгляни-ка на шарик, висящий у тебя на шее.

Файолон еще раз осмотрелся по сторонам и, пожав плечами, вытащил наконец из-под своего плаща шарик. Тот зазвенел, и маленькая подвеска в руке Майкайлы отозвалась таким же звуком, хотя девочка держала ее совершенно неподвижно. Большие шарики, касаясь подвески, начали резонировать и тоже зазвенели. Мальчик держал свой шарик перед глазами, и лицо его появилось на маленьком шарике Майкайлы, вытеснив изображения всех остальных предметов.

— Я вижу на нем твое лицо, Майка! — сказал Файолон удивленно. — Это что, какая-нибудь магия? Это волшебница научила тебя?

— Нет, она меня не учила, — сухо отрезала Майка, — просто у меня еще сохранились мозги. Я не уронила их в реку, когда она сажала нас на ламмергейеров. А что касается магии, — добавила девочка, подумав, — то Харамис, по-моему, была бы сильно раздражена, если б услышала, что ты называешь это магией. Вспомни, где мы их нашли! Наверняка это какие-то приборы Исчезнувших, с помощью которых они общались друг с другом. Может быть, их использовали в театре, чтобы подсказывать актеру позабытую роль.

— Пожалуй, ты права, — согласился Файолон. — Там их было великое множество, но те, что мы взяли, совершенно одинаковы. Может быть, они как-то связаны друг с другом? Но если они предназначались только для театра, как мы можем разговаривать на таком большом расстоянии?

— У меня есть на этот счет одна гипотеза, — объяснила Майкайла. — Харамис дала мне ящичек с двумя шариками того же типа, только побольше, — жаль, что не могу тебе их показать; они совершенно одинакового размера, но издают звуки разной высоты. А когда я спросила Харамис — почему, выяснилось, что она не знает или не желает в этом разбираться. Думаю, она вообще никогда не замечала разницы. Как тебе кажется, может, у нее даже нет музыкального слуха?

— Я слыхал, что такие люди бывают, — сказал Файолон. — Но тогда вряд ли она превратила бы господина Узуна в арфу, ведь музыка была бы для нее просто пустым местом. Да и все старые песни говорят, что она была музыкальна.

— Может быть, острота музыкального слуха снижается от старости, — сказала Майкайла. — Она ведь очень стара, да?

— Ей чуть больше двух столетий, — подтвердил Файолон. — Она должна была выйти замуж, когда произошло последнее Великое Тройное Соединение. А следующее должно наступить примерно через четыре года. Значит, ей лет двести десять — двести пятнадцать.

— Но люди не способны прожить так долго! — возразила Майкайла. — Ты ничего не путаешь?

— Она не совсем обычный человек, — сказал Файолон, — она Великая Волшебница. И я больше чем уверен, что если она та самая Харамис, одна из принцесс-тройняшек, нанесших поражение злому чародею Орогастусу, то теперь ей более двухсот лет.

— Не думаю, что захотела бы жить так долго, — произнесла Майкайла с содроганием. Шарики негромко зазвенели.

— Зачем она дала тебе эти шары? — полюбопытствовал Файолон.

— Велела потренироваться, катая их на ладони один вокруг другого. Но я не имею представления для чего.

— Наверняка для того, чтобы ты разработала пальцы и улучшила координацию движений. Помнишь магические жесты оддлингов, когда, например, они хотят защитить от дурного глаза? Она, видно, собирается учить тебя магии, требующей совершенно точных жестов.

Такое объяснение показалось Майкайле убедительным.

— Может, ты и прав: в этом был бы смысл. Жаль, что она не тебя выбрала: ты и сейчас владеешь руками гораздо лучше, чем я вообще когда-нибудь сумею научиться. Я не могу играть даже на маленьких гуслях.

— Но она выбрала тебя, Майка, и, должно быть, знала, что делала. В конце концов, она действительно Великая Волшебница.

Майкайла пожала плечами:

— Она явно делает то, что ей самой нравится. Вспомни, что стало с беднягой Узуном. Но я рада, что мы с тобой имеем возможность переговариваться, хотя и не можем быть рядом. — И она закусила губу. — Мне тебя очень не хватает. Зачем ей понадобилось нас разлучать? Я готова поклясться, что гораздо быстрее осваиваю все премудрости, если ты учишься вместе со мной.

— Она знает, что ты этим занимаешься? — Файолон помрачнел. — То есть разговариваешь со мной с помощью этих шариков?

— Не имею понятия. Это зависит от того, насколько верны слухи о том, что она всеведущая. На тот случай, если они окажутся ложными, я предпочитаю пока что ей ничего не сообщать. Так что мне, пожалуй, лучше теперь встать и одеться, пока кто-нибудь не начал меня искать. Я потом еще поговорю с тобой, хорошо? Мне положено тренироваться с этими шариками с самого утра и перед сном, поэтому мы, наверное, в это время и будем видеться.

— Если ты считаешь, что Харамис не будет возражать… — неуверенно произнес Файолон.

— Я думаю, что если у нее появятся возражения, она мне их выскажет, — ответила Майкайла. — Пожалуйста, Файолон… Мне ведь так нужна помощь… Я бы, например, сама никогда не догадалась, для чего она велела возиться с этими шарами. Ты мне можешь очень сильно помочь, если захочешь.

— Конечно, помогу, Майка. Насколько это в моих силах.

Майкайла старалась усвоить то, чему учила Харамис, хотя давалось это довольно трудно. Будучи в хорошем настроении, девочка говорила себе, что Харамис до сих пор не приходилось никого обучать, да и сама она не получила никакого образования, а потому вовсе не удивительно, что ее уроки бессистемны. Все новости Майкайла обсуждала с Файолоном, который куда лучше чувствовал магию и все с ней связанное. А если им и вдвоем не удавалось в чем-то разобраться, девочка дожидалась ночи и, когда Харамис ложилась спать, прокрадывалась в ее кабинет, чтобы спросить господина Узуна. У него ответ был готов почти всегда, а порою он указывал, в каком месте библиотеки найти нужную книгу. Майкайла в конце концов очень полюбила оддлинга-арфу и часто навещала его по ночам просто ради беседы, не собираясь задавать никаких особенных вопросов. Она была одинока и подозревала, что Узун еще более одинок, чем она даже может себе представить. Узун подолгу рассказывал о том, какой Харамис была ребенком, хотя такие сведения имели теперь весьма относительную ценность.