С. Никин - Симбиоз

— К тому, что если ты поглотишь Катерину, то это не будет являться уничтожением сущности, и нити, связывающие мироздание, не оборвутся. Ты же станешь одним из семи и обретешь свой мир.

На этот раз молчание длилось гораздо дольше минуты. Он продолжал смотреть в мою сторону, но взгляд был отсутствующим.

— Ты сумасшедший, — в конце концов, выдавливает он из себя. — Ты не понимаешь, о чем говоришь.

— А ты понимаешь? — не выдерживаю я. — Хоть в одной из тех баек, которые ты мне рассказал, ты убедился лично? Или ты просто слышал об этом от кого-то много веков назад? Вот откуда ты знаешь, что Восьмой является порождением Семерки Создателей? Ты что, присутствовал во время зачатия? Или принимал роды? А вдруг это просто наглый странник, решивший осесть в облюбованном мире?

Послышался странный хруст, и я увидел, как из-под лежащих на руле ладоней гаишника сыпется какая-то черная труха. Он отдернул руки, эбонит на том месте, где лежали его ладони, тут же осыпался, обнажив стальной каркас рулевого колеса.

— Офигеть! — искренне удивляюсь. — Пожалуй, при случае, мы с тобой будем здороваться без рукопожатия.

Гаишник тупо смотрит на покалеченный руль.

— Не расстраивайся, — пробую его успокоить. — Намотаешь какие-нить тряпочки, потом скотчем притянешь, наденешь оплетку, и фиг кто заметит.

— Кто что заметит? — он непонимающе смотрит на меня.

— Ну, — показываю взглядом на руль. — Вот это вот.

— Тебя действительно это волнует в данный момент? — странник смотрит на меня так, будто я неожиданно поменял цвет кожи, став, к примеру, негром.

— Да, собственно, меня это как-то не очень волнует, — стараюсь изобразить на лице искренне наивное выражение. — Хотел тебе посоветовать. Когда в армии служил, у нас на одном ЗИЛу тоже руль покоцанный был. Так водила намотал тряпок, обтянул черной изолентой… А чего ты так на меня смотришь? Ты случайно меня поглотить не собираешься?

Судя по заспанным лицам, Суровцев и Толик только что проснулись.

— Ты где пропадал? Кофе бушь? — спрашивает Василий, помешивая ложкой в кружке.

— Спасибо, обойдусь, — мне действительно не хотелось. — Как выспались?

— Выспались хоккейно, спасибо Михаилу, подогнал нам мягкие диванчики, — Суровцев кивает на начальника "Багиры".

Кудинов смотрит на меня с интересом, не подозревая, что мы с ним уже общались, и это общение было для него не очень приятным. Вероятно, нам следует познакомиться. Подхожу и протягиваю ему руку.

— Олег.

— Михаил, — отвечает он крепким рукопожатием. Похоже, я не очень сильно повредил ему плечо при вчерашней встрече.

— Олег, нам надо переговорить, — говорит Василий, продолжая помешивать кофе.

— Надо, значит, переговорим. Что тебя беспокоит?

— Мужики, — обращается Василий к Толику и Михаилу.

Те, поняв намек, подхватили свои кружки и покинули кабинет.

— Я смотрю, тебе тут уже подчиняются, — ухмыляюсь, намекая на Кудинова.

— Кое-кто здесь все для этого подготовил, — отвечает Василий и, оставив, наконец, ложку в покое, поворачивается ко мне. — Олег, я многое пропустил, пока находился под, кхм, арестом. И то, что рассказал Толян, кажется мне слегка невероятным.

— Что тебе кажется невероятным? — спрашиваю, представляя, что ему наговорил Толик.

— Я уже спрашивал. Ты отговорился якобы бывшим армейским товарищем. А твой сон в автомобиле? А та странная драка вчера в кафе, которая началась после того, как что-то ударило меня по мозгам? Я никогда не страдал давлением. Да и Михаил тоже рассказал интересную историю, как его тоже чем-то шарахнули по мозгам. А его уверения о том, что его ребят превратили в зомби, слишком складно переплетаются с рассказом Толика. Толян что-то там плел мне про давление на психику мистифицированными образами, но я не Толян, и меня подобные объяснения не устроят. Да и то, как мне вчера вывернуло мозг, на мистификацию не походит. И что за Дед Мороз приглашает тебя через сотрудника ГИБДД?

Вот и что мне ему ответить на этот каскад вопросов? Да ничего. Надо что-то соврать такое, чтобы раз и навсегда, ну, или хотя бы надолго, покончить с подобными вопросами. Ладно, буду импровизировать на ходу, авось получится.

— Не обижайся, Вась, но ты щас как ревнивая жена, допытывающаяся у мужа, где он пропадал всю ночь. Да я тебя понимаю, понимаю, — вскидываю руки в успокаивающем жесте, видя на его лице всплеск возмущения. — Сам бы на твоем месте извелся от непонимания. Кстати, я и на своем-то мало что понимаю. Просто отношусь к ситуации, как к телевизору.

— К какому телевизору? — не понимает Василий.

— Да ты кофе пей, а то остынет.

— Остыл уже давно.

— Вот ты когда телек смотришь, задумываешься, как он работает, какие там процессы внутри происходят, откуда берется звук и изображение, и все такое? Или принимаешь это как должное? Лично для меня важен сам факт изображения на экране, а не процесс его получения.

— Предлагаешь относиться к тебе как к телевизору? — Василий делает глоток холодного кофе и, сморщившись, отставляет кружку.

— Помнишь, в самом начале нашего знакомства ты все допытывался, в каком ведомстве я служу? Я тогда убедил тебя, что являюсь обычным предпринимателем, у которого от наезда сильных мира сего слегка съехала крыша.

— Так я был прав? — Суровцев заинтересованно прищуривает глаза.

— Отчасти, — говорю неторопливо, давая себе возможность придумать, что ляпнуть дальше. — Я тогда как раз отошел от дел, ну, типа, ушел в отставку и устраивал свою гражданскую жизнь.

— Ага, — кивает Василий. — Помню, как устройство твоей гражданской жизни взбаламутило тихое болотце нашего городка.

— В общем, Василий, я не хочу тебе врать, но, сам понимаешь, говорить правду просто не имею права. Нет, я все эти годы действительно находился в отставке. И сюда приехал из-за личных проблем, иначе не стал бы втягивать тебя в это дело. Но, как оказалось, здесь мои проблемы тесно переплелись с проблемами спецслужб, — вот это я завернул… Но, в любом случае, эту версию Василию будет легче принять, чем то, что есть на самом деле. И я продолжил: — Собственно, был бы я поумнее, сообразил бы, что игры вокруг фигуры мэра столицы без участия спецслужб не обходятся. Однако годы, проведенные в отставке, дали свое знать, и я сплоховал, втянув тебя в это дерьмо. Искренне сожалею.

Развожу руками и замолкаю, соображая, что бы еще сказать такого убедительного.

— А мне теперь что делать? — задает резонный вопрос Суровцев.

— Не знаю, Вась, честное слово, не знаю, — совершенно искренне пожимаю плечами. — Посвящать тебя в это дело мне полномочий не давали, да и, не обижайся, не та у тебя квалификация, чтобы играть в подобные игры. Лучшим вариантом для тебя было бы уехать отсюда.