Генри Олди - Сборник "Чистая фэнтези"

— Луна на закате, лес полон снами! Феи пляшут вместе с нами!

Система. Стройная и бестолковая. Парень выглядел страшилищем: глаз заплыл лиловой опухолью, ссадина на лбу подсохла ржавым струпом. Но, глядя на него, хотелось смеяться. Дети с удовольствием вертели головами, выискивая обещанных фей. Обряд и впрямь походил сразу на несколько схожих ритуалов. На ум колдуну пришли «лихая обморочь», лунные кольца гамадруидов, заговор на покражу (среди плясунов обязательно должен быть один горбун…), еще «ad sedem damnatorum detrudi», который водили студиозусы в День Сессии, заклиная деканат…

Сейчас, о многом зная и о многом догадываясь, малефик должен был бы испытывать к бродяге сочувствие. Но сочувствия не возникало. Как сочувствовать счастливому человеку? Тут уж скорее объявится зависть: сломанный,неизлечимо больной «синдромом ложной маны», Янош настолько умело прятал свою беду, превращая изъян в достоинство, что и зрелому мужу впору обзавидоваться.

Колдун шагнул к ребятне. Разорвал кольцо строго между карапузами и сразу замкнул хоровод по новой, ухватив две потные ладошки. Не дав опомниться, с серьезным выражением лица бросил:

— А ну-ка…

И шевельнул губами, закручивая пляску «малым лукавцем».

Блеснули змеиной чешуей полоски сыромяти. Зашевелились, потекли вдоль ствола, вздымая треугольные головки. Каждая змейка в пасти держала по кольцу, исполняющему три желания. Перегружать кольца маной Андреа не рискнул, но цыпки на ногах вылечить или медовый кренделек с орешками сотворить — это запросто. Колечек было четыре: Янош обойдется. Камешки, валявшиеся у корней, изукрасились рубинами-сапфирами. Ювелир в лавке, конечно, ломаного гроша не даст, а девчонке перстенек изладить — в самый раз. В сухих ветках акации плеснули две виолы, лира и органиструм. Восемь подвижных кобылок органиструма скакали на шейке инструмента, местами повышая тон до смешного ржания.

Мускулюс и не думал, что получится так здорово.

Он боялся одного: обиды Яноша. Ну, как если бы королевский скороход влез в состязания хромого с колченогими, приноравливаясь к их ковылянию. Нет, парень не обиделся. Напротив, принял самое живое участие, делая пассы, выкрикивая заклятья и комментируя ритуал учеными словами. У отца, небось, нахватался, умник. Детвора бесилась от счастья, и если что смутило колдуна, так это реплика «заячьей губы», когда потеха завершилась.

— Ой, мамочки! — счастливая, бросила девочка, любуясь колечком и каменьями. — Красотища! А феечки были красивше… в передничках, с вуальками…

«Какие феечки?! — чуть не спросил Андреа, оскорбленный в лучших чувствах. — Где ты видела феечек, дурища?!» Ладно, что взять с малышни. Им палец покажи — одни хохотать станут, другие ла-лангского ифрита увидят, с рогами, ногами и дымным язычищем. Магия, шмагия — один шесток. Пока не вырастут.

— Ты чего из дому сбежал? — вместо этого спросил он у Яноша, когда ребятня разбежалась по домам: хвастаться. — А, Янош Кручек, отрок из приличной семьи? Что, достали заботой? Отца б пожалел, гулена…

Сын приват-демонолога Кручека не спешил отвечать. И не стал спрашивать, откуда собеседник догадался и все такое. Присел на корточки: опытные бродяги могут так сидеть часами. Тронул пальцем набухший синяк, скривился.

— Они меня, мастер Андреа, до дырок изжалели. Ветром насквозь продувало от ихней жалости. Небось, дядя Фарт сейчас вцепится, домой потащит. Спасать будет. Он мне как второй отец, с младенчества…

— Не вцепится. Он тебя еще не видел, твой дядя Фарт. А видел, так не узнал. У него своих забот полон рот. Хотя тут ты прав: если узнает, то потащит. За уши. И правильно: доцент Матиас совсем на тень похож сделался. А был видный мужчина, в теле. Не стыдно?

Парень ухмыльнулся разбитым ртом:

— Не-а. Они ведь решили, что я страдаю. Мучаюсь. Лечили, отколдовывали, папа теории строил… У него теории — закачаешься. Вам дядя Фарт еще не рассказывал, что демонов нет? Совсем?

В горле пискнул еж-смехач. Колдун еле сдержался. Картина маслом: «Охотник на демонов Цвях излагает малефику Мускулюсу, что демонов нет!» Жанровое полотно. Вывесить в Трестентской галерее, от зрителей отбою не будет. Но смех быстро иссяк, когда Андреа понял: Янош ловко уводит разговор от главной темы. В сущности, колдуну было без разницы, вернется ли беглец домой, утешит ли печального родителя. Интерес вызывала разве что фраза: «Они решили, что я страдаю». Интерес пополам с уважением. Из железа парнишка делан. Таких жалеть — только злить. А отец с приятелем не догадались.

Слишком много совпадений. Слишком.

Судьба играет со случаем в расшибалочку, отчаянно проигрывая?

— О теориях, молодой человек, мы поговорим в следующий раз. А сегодня — время отдыха. После удачной баталии. Надеюсь, сударь Кручек, ты понимаешь, что я тебя жалеть не собираюсь? Ни капельки?

— Ага, — счастливо осклабился «сударь Кручек». — Понимаю. И признателен по гроб жизни.

Спросить у нахала, откуда он знаком с Лесным Дитятей? То, что Янош после боя разговаривал не с лилипуткой, а с треклятым одуванчиком, было ясно еще во время рассказа ведьмы. Осведомиться, чем парень обязан крошечной бесовке, что она имеет право ему выговаривать? Каких денег задолжал, в какие дела ввязался? А парень ответит, что знать ничего не знает, не ведает. Подбежала циркачка, стала глупости пороть. Небось, от страха. Добряк Янош возьмись Зизи успокаивать, а девица прочь поди. Все. Занавес. Публика мечет на сцену гнилые фиги.

Ты ему: «Ваша карта бита! Признавайтесь!»

Он тебе: «Признаюсь! Чистосердечно!..»

— Давай я лучше расскажу одну историю, — вместо допроса сказал Мускулюс, присаживаясь напротив. Сидеть на корточках было неудобно, но он терпел. — Жил-был один чародей.

— Вроде вас, мастер Андреа?

— Вроде нас. Шел он как-то… ну, допустим, лесом. И встретил… ну, допустим, темного гения. Или светлого. У них, у гениев, на лбу не написано, темные они или светлые. Слово за слово, заключили чародей с гением договор. Чародей исполняет для гения три работы, гений исполняет чародею три заветных желания. Или гений одно желание исполняет авансом, а чародей тогда работает не за страх, а за совесть…

Сердце подсказывало малефику: он на верном пути.

— А что было дальше? — напрягся парнишка. Трудно сказать, хотел он продолжения истории или заподозрил неладное. Взгляд Яноша, невинный настолько, что мог оказаться подделкой, буравил рассказчика. — Дальше что?!

— Вот ты, братец, и думай: что дальше? И помни, что третья работа — она, если верить сказкам, самая пакостная.