Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — принц короны

Она даже отстранилась в изумлении.

— Конт! Да вы еще ребенок!

— Мы с вами уже сколько знакомы? — напомнил я. — По меркам людей это близко к вечности. Потому можете мне довериться… Ну, за доверие!

Я наполнил фужеры снова, на этот раз выпил до дна, а Синтифаэль, глядя на меня и копируя каждый жест, сделала то же самое и так же лихо опустила ножку бокала на столешницу…

На ее изысканно-бледных аристократических щеках начал проступать здоровый румянец крестьянской девушки. Глаза, и без того сияющие, заблестели ярко и задорно.

— За доверие, — повторила она.

— И не бойтесь испугать свой народ, — сказал я, — возможными трудностями. Короли, которые стращают свой народ кровью, тяжким трудом, слезами и потом, пользуются большим доверием, чем те, кто сулит благополучие и процветание.

— Это у вас… так? Почему?

— После тяжкого труда наступит заслуженное процветание, — сказал я, — все это понимают. А вот сразу благополучие и процветание… гм… Щедрые обещания уменьшают доверие. У вас разве не так?

Она призналась со вздохом:

— Даже не знаю. Очень немногим могу доверить эти планы.

Я сказал наставительно:

— Какие-то вещи можно открыть женам или мужьям, что-то друзьям, какие-то секреты даже детям — все они достойны доверия! Но всего, Ваше Величество, каждому открывать нельзя. Вообще принято считать у мудрецов, что доверие оказывать можно лишь тем, кто имеет мужество при случае вам перечить и кто предпочитает ваше доброе имя вашей милости.

Она посмотрела на меня с некоторым сомнением.

— А вы что, мудрец, конт Астральмэль?

— Еще какой! — воскликнул я. — По мне разве не видно? По моему глубокому челу и как бы мудрому взору?

Она вздохнула.

— Да-да, вы нечто очень даже непростое, хотя не знаю…

— Что?

— Мы предпочитаем простое и ясное, — ответила она.

— Жизнь нельзя упрощать, — сказал я назидательно. — Кто советует смотреть на жизнь проще, тот тянет в пещеры… ах, вы не из пещер, ну тогда на деревья.

— Со сложностями легче ошибаться, — заметила она. — Конт, я начну осторожно говорить с наиболее доверенными насчет будущих шагов к большей открытости к людям… Но у Совета Мудрых другое мнение.

— Какое?

Она покачала головой.

— Которое отличается от моего.

Я сказал с благородным негодованием:

— Да разве может быть собственное мнение у людей, не удостоенных доверием Вашего Величества?

Она слабо улыбнулась.

— Наверное, у вас тоже нечто подобное, судя по вашей реакции?

— Ваше Величество, — сказал я доверительно, — я вообще, можно сказать, один-одинешенек среди не просто несогласных со мной, но абсолютно несогласных!

Она округлила глаза.

— И… как вы?

— Веду за собой, — сказал я твердо. — Несмотря на их несогласие. В этом и есть искусство политика. Ваше Величество, давайте выпьем этого прекрасного вина, чтобы победа наша была скорой и успешной!

Она подняла наполненный фужер, повторила:

— За успех…

Бледность кожи на щеках все сильнее уступает место здоровому румянцу, что поднялся по скулам к ушам и воспламенил их, глаза блестят, подобно утренним звездам, крупным и чистым, омытым росой. Рассчитанная замедленность движений постепенно уходит, и становится видно отчетливо, что Синтифаэль не просто королева, но молодая и яркая девушка.

— Мы победим, — сказал я уверенно.

Она взглянула несколько странно.

— Такая убежденность. А появились вы в нашем лесу совсем не таким…

— Ваше Величество, — ахнул я, — вы все это помните? Это было так ужасающе давно, что я уже как-то и не словно бы… Это вы, эльфы, по тысяче лет живете, даже больше, а у нас все быстро-быстро, для нас не то что год, час — уже вечность!.. Особенно когда жрать хочется, а за стол все никак не зовут.

Она поморщилась, но я уловил в ее голосе некоторое колебание, когда она проговорила в царственном раздумье:

— Возможно, это в самом деле… из-за такой разности… что обычно не принимаем во внимание…

— Ибо не общались с людьми, — сказал я жарко, — но сейчас, когда идут процессы по неизбежному слиянию, что взаимовыгодно… отдельным политикам и приближенным к ним, мы должны принимать, ибо ага, это есть и накладает заметный такой отпечаток!

Она улыбалась все чаще, иногда невпопад, я с сильно бьющимся сердцем взял ее за руку и трепетно поцеловал длинные артистичные пальцы. Они чуть дрогнули, то ли пыталась убрать, то ли не поняла этого странного жеста, но я поцеловал снова, на этот раз нежнее и чувственнее.

— Конт, — произнесла она потерянным голосом, — что вы делаете…

— Это ритуальное, — объяснил я, — для победы эльфизма во всем мире.

Повернув ее ладонь, я поцеловал кончики пальцев, там нервные окончания чувствительные особенно, даже сам прочувствовал, она странно оцепенела, я принялся целовать от кисти и выше, пока сам не вздрогнул, чувствуя, что перехожу некую грань.

Синтифаэль ее еще не ощутила, но я-то чувствую, не говоря уже о том, что и понимаю, а понимаю больше, чем чувствую, а сейчас то и другое говорит ясно и громко, что я немножко свинья, а то и вовсе не так уж немножко, и нечего оправдываться обстоятельством, вином и красивой женщиной…

Это не женщина, а символ, а я буду выглядеть извращенцем, что покусился на символ, это противоестественно. И хотя я из такого общества, что противоестественного уже ничего в нем и не осталось, но здесь я святее папы и роялистее короля, хотя, конечно, и не всегда, а как бы порывами своей необъятной души…

Синтифаэль смотрела на меня с сомнением, а я чувствовал, как все сильнее колотится мое сердце.

— Ваше Величество, — сказал я с трепетом, — ради блага и взаимопонимания наших народов, для торжества мультикультурности… мы просто должны с вами… ох, какая дивная грудь!.. и для счастья подданных… давайте и вот это непонятное сниму… взаимопонимание наших подданных — это так важно… но мы можем сейчас убрать все камешки на пути этого так необходимого взаимопонимания, глубокого и всестороннего… Господи, какая у вас нежная кожа, с ума сойти!.. и мы с вами сейчас проникнемся нуждами наших великих братских народов, идущих по пути демократии и мультикультурности, когда я учитываю все ваши потребности, а вы — мои… И даже если какие-то из них покажутся друг другу причудливыми, мы должны идти к разноцветному миру, относясь с глубоким уважением к обычаям и желаниям друг друга и не считать некоторые из них неприемлемыми только потому, что они пришли из иной культуры… Да-да, это можно… даже нужно!..