Танит Ли - Повелитель гроз. Анакир. Белая змея

— Я прошу вас о милости. И эти люди, которым вы доверяете, сказали, что я на самом деле ваш брат.

Последовало долгое молчание. Ветерок донес из общего храма выше по холму обрывок какого-то гимна — пение, перемежаемое ударами в литавры и хоровыми вскриками. Воистину, Дорфар сделал Ее своей.

— Он не может носить имя Ральднора, служа мне, — наконец выговорил Ральданаш.

— Вот как? А если бы на него претендовал я?

— А ты претендуешь?

— Если бы такое случилось? — настаивал Рармон.

Они снова смотрели в глаза друг другу, как тогда, в комнате из черного камня. Время повернуло вспять. Рармон пришел на встречу с королем, не собираясь задавать ему вопросы. Такой вызов не мог быть ни брошен, ни принят, ибо они не были равны. Для низших достаточно приказов.

— Да, — внезапно произнес Ральданаш. — Мне было сказано в храме, так, как ты не можешь слышать, — из разума в разум. Моя душа не отмечена богиней. Я всего лишь король.

— Не понимаю вас, мой повелитель.

— Я не боюсь тебя, Рармон. У меня есть внутренняя сила, которой ты лишен, и права, которых нет у тебя. Кроме того, я видел, что ты вор, которому сейчас нечего украсть. Но мне показали и кое-что еще: ты станешь чем-то большим, чем мог бы стать я.

— Я так ничего и не понял, мой повелитель, — послушно кивнул Рармон. — Если вы захотите изгнать меня из Анкиры, должен ли я принять это?

Но Ральданаш молча побрел прочь. Его особая гвардия, среди которой были и люди темной расы, просверкала за ним блестящими доспехами. Рармон же так и остался стоять во дворе, пока его не разыскал там дворцовый смотритель. Он желал обсудить с гостем, какие покои отвести ему во дворце, и прочие подобные вопросы.

Все это время с холма по-прежнему доносилось пение. Рармон и понятия не имел, что причиной этого является он сам.

— Еще вина?

Таддриец вежливо отказался. Если перебрать живительной влаги, пусть даже из погребов верховного жреца, завтра это обернется тяжелейшим похмельем.

Где-то позади роскошного зала, в глубине храмовой рощи, затихали песни и крики. Время близилось к полуночи. Хозяин давно отослал слуг и теперь сам наполнял свой кубок.

— Ты в самом деле уверен? — отрывисто спросил он. Таддриец собрал все свое терпение. Благословенный уже четырежды задавал ему этот вопрос, причем в последний раз — два часа назад. Что ж, по крайней мере промежутки не сокращаются.

— Добродетельный отец, вы послали меня туда, как своего  свидетеля, и я послушно ждал в зале. Факелы горели ярко. Они вошли. У меня было меньше минуты, прежде чем король и эманакир увели его в личный храм Повелителя Гроз. И все это время я видел его не ближе, чем вон те светильники слева от нас.

— Тем не менее, — настаивал верховный жрец. Само собой, он был дорфарианцем. Когда-то давно они стали расой хозяев, и эта нить тянется до сих пор.

— Тем не менее я, как уже сказал вам, а вы передали прихожанам, лично убедился в том, что человек, называющий себя Рармоном, — воистину сын Ральднора.

— Однако ты говоришь, что он не вполне похож…

— Тот Ральднор, которого я удостоился лицезреть… о, немного мужчин могли бы сравниться с этим! Так же, как немного женщин могли бы сравниться с нею. И все же сходство очевидно. В своем роде этот Рармон весьма хорош собой. Под определенным углом его черты напоминают лицо статуи Рарнаммона. Сам Ральднор, говорят, выглядел именно так.

Верховный жрец кивнул и снова принялся за свое вино.

Таддриец решил, что сейчас не время озвучивать мысль, пришедшую ему в голову, когда в зал вошел король, а следом за ним — мужчина с более темной кожей. Внезапная, отчетливая и очевидная мысль: «Теперь это разделено между двоими». Беловолосый ваткрианец получил красоту — но вместилищем силы стал другой.

Он был еще ребенком, когда ему довелось увидеть Ральднора эм Анакир. Это случилось на рассвете, в мятежном таддрийском городке. Дым пожарищ и солнечные лучи, пробивающиеся сквозь облака. И вдруг среди этого хаоса показалась самая обычная крестьянская повозка, какие делают в джунглях. Однако те два создания, что сидели в ней, ни в коем случае нельзя было назвать обычными. Бог и богиня. Лишь годы спустя он узнал, что это были Ральднор, сын Редона, и Астарис — женщина, которую он любил. Сочетание банальности их отъезда из городка с величием их сверхъестественного облика, по сути, и создало таддрийского жреца — вместе с его привычкой все оспаривать. Его не устраивали некоторые особенности культа богини. Мифологии следовало бы управлять жизнью людей, а загробное бытие лучше предоставить ему самому. Религия призвана помогать смертным в их бренном существовании, а не дурманить их надеждой на запредельное будущее. Разве правильно жить лишь грезами о смерти?

— Так или иначе эманакир испытают его, — произнес Благословенный, подавляя отрыжку.

— Без сомнения, Добродетельный отец.

— Но ты — ты уверен?

О милосердная Анак! Промежутки между вопросами снова уменьшаются.

— Наидобродетельнейший, как я уже говорил…

— Да-да, — верховный жрец явно злился на таддрийца, но и на себя самого тоже. Благополучный исход землетрясения, безусловно, пополнил казну храма. Наверное, Благословенный желал пойти и пересчитать прибыль. Самое богатое подношение сделал  молодой заравиец, начальник личной гвардии принцессы-невесты. Он был совершенно ошеломлен историей со скакунами, которые понесли во время землетрясения, но уже достаточно пришел в себя, чтобы посетить храм этим вечером. Однако Таддриец усомнился, что лорд Айрос здесь лишь для того, чтобы возблагодарить Анакир за спасение жизни. Было видно, что его раздирают гнев и отчаяние. По всем признакам Айрос влюбился в принцессу, и ничего хорошего из этого выйти не могло. Как известно, Ральднор эм Анакир тоже был любовником нареченной своего Повелителя Гроз.

— Несомненные знамения, — заключил верховный жрец, поднимаясь. В самом деле, пора было расходиться. — Сыновья героев стекаются сюда, в сердце Виса. Если грядет война, это благая примета для нас.

Таддриец простерся перед Благословенным, поднялся и ушел.

Если грядет война? Тут и ребенок мог бы сказать — не «если», а «когда». Собственно, уже сказал — игры анкирских детей превратились в одно сплошное сражение, причем нижние улицы предпочитали играть за Вольных закорианцев. Война, проклятие людей… А эта война хуже любой другой. В своем изгнании Закорис сделался хищным демоном. Ради своей мести он пытается разобщить всех Висов, и если ему удастся победить, то не останется камня на камне, а каждый клочок земли почернеет от огня и крови.