Эйдзи Ёсикава - Мусаси

– Другими словами, вы живете вместе?

– Получилось так, что мы живем под одной крышей, но это ничего не значит. Между нами ничего нет. – Последние слова с трудом дались Акэми.

– В таком случае ты едва ли знаешь много о нем. Как его хотя бы зовут?

– Сасаки Кодзиро. Еще его называют Ганрю.

– Ганрю?

Мусаси слышал это имя. Оно не гремело по всей стране, но было известно в нескольких провинциях среди профессионалов. Кодзиро оказался моложе, чем предполагал Мусаси.

Мусаси еще раз взглянул на Кодзиро, и странное дело – на щеках юноши появились ямочки. Мусаси улыбнулся в ответ. Молчаливый диалог, однако, не был наполнен миролюбием и приязнью, как улыбки Будды и его ученика Ананды, когда их пальцы мяли цветы. В улыбке Кодзиро таился вызов, боевой задор и ирония.

Ответной улыбкой Мусаси принял вызов, но и выразил страстное желание сразиться.

Акэми, оказавшись между решительными бойцами, собралась разрыдаться с новой силой, но Мусаси ее остановил:

– Тебе стоит пойти с этим человеком. Скоро увидимся. Не беспокойся.

– Ты правда навестишь меня?

– Конечно!

– Запомни, гостиница «Дзудзуя», напротив монастыря на улице Рокудзё.

– Хорошо.

Тон Мусаси не устроил Акэми. Она схватила его руку и страстно сжала ее, прикрыв рукавом кимоно.

– Не обманываешь? Обещаешь?

Мусаси не успел ответить, как раздался громкий хохот.

– Ха-ха-ха! О, ха-ха-ха!

Кодзиро уходил, давясь от смеха.

Дзётаро, с отвращением наблюдавший за сценой с другого конца моста, подумал: «Смешнее не придумать!»

Заблудший учитель, Оцу, весь мир ему опостылел.

«Где она?» – досадовал Дзётаро, уходя в город. Он едва спустился с моста, как заметил Оцу, которая пряталась за воловьей упряжкой, стоявшей у ближайшего перекрестка.

– Вот ты где! – завопил Дзётаро, от изумления чуть не уткнувшийся носом в воловью морду.

Оцу против обыкновения слегка подкрасила губы. Она не умела пользоваться белилами и прочими косметическими премудростями, но благоухала духами, кимоно было радостного весеннего цвета – бело-зеленый рисунок, вышитый по малиновому полю. Дзётаро обхватил ее за спину, не заботясь о том, что испортит ей прическу и смажет белила на шее.

– Ты зачем прячешься? Я заждался тебя! Пошли скорей!

Оцу не отвечала.

– Скорее! – крикнул Дзётаро, тряся ее за плечи. – Мусаси здесь, на мосту. Отсюда видно. Я сам разозлился на него, но мы должны с ним встретиться, иначе он уйдет.

Дзётаро тянул Оцу за руку, пытаясь поднять ее. Рукав кимоно был мокрым от слез.

– Ты плачешь?

– Спрячься за повозку, прошу тебя!

– Почему?

– Прячься и не спрашивай.

– Но ведь… – Дзётаро не скрывал досаду. – В женщинах есть ненавистное мне. Их поведение совершенно бессмысленно. Ты твердила, что хочешь увидеть Мусаси, и пролила море слез из-за него. Сейчас, когда он в двух шагах, ты прячешься. Даже меня заставляешь таиться. Чем не забава! Ха! Даже не смешно!

Слова жгли, как удары хлыста. Подняв на мальчика опухшие от слез глаза, Оцу промолвила:

– Пожалуйста, не говори так. Умоляю! Не будь и ты жесток со мной.

– Жесток? Что же я такого сделал?

– Прошу, помолчи. Пригнись, чтобы тебя не увидели.

– Не могу. Везде навоз. Кстати, слышала поговорку: над плачущим в Новый год смеются даже вороны.

– Какая разница. Я просто…

– Давай я буду смеяться. Как тот самурай у ивы. Хохотать над тобой. Первый повод для смеха в Новом году. Согласна?

– Да. Смейся сколько угодно!

– Не могу, – произнес Дзётаро, вытирая нос. – Готов спорить, что знаю причину твоих слез. Ты ревнуешь Мусаси к той женщине.

– Это… ты ошибаешься!

– Именно так. Я знаю. Они меня самого разозлили. Ты должна поговорить с Мусаси. Надо же выяснить, в чем дело.

Оцу не хотела выходить из укрытия, но Дзётаро настойчиво тянул ее, и ей пришлось уступить.

– Мне больно! – закричала она. – Не вредничай! Тебе не понять, каково мне сейчас.

– Знаю. Вне себя от ревности.

– Это не просто ревность.

– Хватит слов. Пошли!

Оцу и Дзётаро вышли из-за повозки. Оцу упиралась, Дзётаро тянул ее за собой.

– Смотри! – воскликнул он. – Акэми уже нет.

– Акэми? О ком ты?

– Девушка, с которой разговаривал Мусаси… Ой, Мусаси уходит! Если мы его не перехватим, он исчезнет!

Дзётаро, выпустив руку Оцу, помчался к мосту.

– Подожди! – крикнула Оцу, торопливо оглядываясь, чтобы удостовериться в отсутствии Акэми. Она почувствовала огромное облегчение, не увидев соперницу. Морщинка между бровями исчезла. Оцу, нырнув за повозку, вытерла глаза, пригладила волосы и расправила кимоно.

– Не копайся, Оцу! – нетерпеливо окликнул Дзётаро. – Мусаси спустился к реке. Не время наводить красоту!

– Где он?

– На берегу! Странно, почему он туда направился?

Они добежали до конца моста. Дзётаро, непрестанно извиняясь, бойко растолкал толпу и пробился к перилам.

Мусаси стоял перед лодкой, в которой дергалась Осуги, пытавшаяся освободиться от веревок.

– Прошу прощения, почтеннейшая, – произнес он. – Матахати, как выяснилось, не придет. Я не теряю надежды вскоре увидеть его и заставить действовать посмелее. И вы должны найти его и забрать с собой в деревню. Пусть живет с вами, как положено почтенному сыну. Это верный способ засвидетельствовать уважение к предкам, гораздо лучший, чем подношение им моей головы.

Мусаси, сунув руку под камышовые циновки, наваленные на Осуги, кинжалом перерезал веревки.

– Ты слишком красноречив, Мусаси. Я не нуждаюсь в твоих советах. Пошевели дурными мозгами и реши, кому быть убитым – тебе или мне.

Старуха выбралась из-под горы циновок. Синие вены выступили на ее лбу. Мусаси был уже на середине реки, с легкостью трясогузки перепрыгивая от мели к мели, от камня к камню. В считанные секунды он добрался до другого берега и поднялся на дамбу.

– Смотри, Оцу! Вот он! – крикнул Дзётаро, кубарем скатываясь к берегу. Оцу поспешила следом.

Ни на воде, ни на суше для проворного Дзётаро не существовало преград. Оцу, облаченная в дорогое кимоно, застыла как вкопанная у кромки воды. Она громко окликала Мусаси.

– Оцу! – услышала она вдруг свое имя.

Оцу оглянулась и увидела Осуги. Оцу вскрикнула, невольно закрывшись на мгновение рукавом, и побежала. Старуха, тряся седыми космами, бросилась следом.

– Стой, Оцу! Негодница! Надо поговорить!