Клайв Льюис - Хроники Нарнии

— Но наша одежда в замке Каспиана, — напомнил Эдмунд.

— Вовсе нет, — Питер ткнул пальцем вперед. — Видишь узелки? Это она и есть.

— Так вот о чем Эслан говорил сегодня утром с тобой и со Сьюзен! — догадалась Люси.

— Угу. Об этом и о многом другом, — Питер сделался вдруг задумчив. — Всего я вам рассказать не могу. Эти слова предназначались только нам, мне и Сьюзен, потому что мы в 11арнию никогда больше не вернемся.

— Никогда? — переспросили хором Эдмунд и Люси.

— Никогда, — повторил Питер. — Вы двое вернетесь наверняка. По крайней мере, так я понял с его слов. А мы со Сью уже слишком взрослые.

— Питер, мне так жаль, — проговорила Люси. — Так обидно!..

— Переживем, — с деланным равнодушием отмахнулся Питер. — Просто все немножко иначе воспринимается… Подрастете — поймете. Ну, переодеваемся.

Было странно — и не слишком приятно — снимать королевские одежды и надевать школьную форму, а паче того — выходить в ней к тем, кого ты уже привык считать своими подданными… Кто-то из тельмаринцев захихикал. Но нарнианцы, все как один, поднялись, приветствуя верховного короля Питера, Сьюзен — хозяйку Рога, бесстрашного Эдмунда и кроткую Люси. Прощаться с друзьями было тяжело (Люси даже всплакнула) — Пузатые медведи обняли всех по очереди и потерлись носами, Трампкин пожал каждому руку, Землерой поцеловал, щекоча усами. Разумеется, Каспиан попытался вернуть Сьюзен Рог; разумеется, она отказалась и заявила, что отныне Рог принадлежит ему. А потом наступил самый тяжкий, самый невероятный миг — миг прощания с Эсланом.

Выстроились в колонну — Питер впереди, руки Сьюзен на его плечах, руки Эдмунда на плечах Сьюзен, руки Люси на плечах Эдмунда, руки первого из тельмаринцев на плечах Люси, и так далее. Питер сделал шаг… Что было дальше, описать трудновато, ибо ребятам почудилось, будто они одновременно видят сразу три места: и свод пещеры, за которым над необитаемым островом в Тихом океане знойно голубело небо; и лужайки в Нарнии, лица гномов и морды животных, пронзительный взор Эслана и белые пятна на мордочке Землероя; и серую поверхность платформы на сельской станции, и скамейку с ранцами, — и это третье видение становилось все отчетливее, а два других быстро таяли. Ребята очутились на скамейке, и ощущение было такое, словно они с нее и не вставали. Было грустно — и в то же время радостно: всегда приятно оказаться дома, в своем собственном мире.

— Отдохнули на славу, — сказал Питер.

— Вот зараза! — проворчал Эдмунд. — Я свой фонарик в Нарнии забыл!

Жил-был мальчик по имени Юстейс Кларенс, по фамилии Скрабб и по прозвищу Бяка. По правде сказать, прозвище было вполне заслуженным. Отец с матерью звали его Юстейсом Кларенсом, учителя в школе — Скрабб, а как обращались к нему друзья, сказать невозможно, но той простой причине, что друзей у него не было. Своих родителей он называл не папой и мамой, как все дети, а Гарольдом и Альбертой, и они против этого ни чуточки не возражали, потому что считали себя очень современными: мяса в рот не брали, не курили, не прикасались к спиртному и нижнее белье носили особенное, которое называли «гигиеническим». Мебели у них в доме было всего ничего, постельного белья ненамного больше, а окна не закрывались даже в лютые холода.

Юстейс Кларенс любил животных, особенно жуков, правда, только засушенных и пришпиленных булавками к картонкам. Нравились ему и книжки, но не все подряд, а познавательные, — с картинками, изображающими всяческие сооружения и устройства, вроде зерновых элеваторов, а также упитанных иностранных школьников, корпящих над своими иностранными учебниками.

Своих кузенов и кузин Певенси — Питера, Сьюзен, Эдмунда и Люси — Юстейс Кларенс вовсе не жаловал, что не помешало ему обрадоваться, когда он узнал, что Эдмунд и Люси наведаются к ним погостить. Будучи в глубине души врединой, он, хоть по трусости и тщедушию не сладил бы в драке даже с Люси, не говоря уж об Эдмунде, знал немало способов испортить настроение кому угодно. Донимать людей мелкими пакостями совсем нетрудно, особенно если ты дома, а они у тебя в гостях.

Надо признать, что Эдмунду и Люси ни капельки не хотелось проводить каникулы у дяди Гарольда и тети Альберты, да только выхода у них не было. В то лето их папу пригласили читать лекции в Америку, и мама, за десять лет забывшая, что такое летний отдых, отправлялась с ним. Питеру предстояло провести лето, готовясь к экзаменам под руководством старого профессора Керка, в чьем доме всем четверым детям довелось в свое время пережить удивительные приключения. Конечно, профессор и сейчас с удовольствием принял бы у себя их всех, однако он успел основательно обеднеть и теперь жил в маленьком домишке, в котором была одна-единственная спальня. Брать с собой в Америку остальных троих детей было бы слишком дорого, и в конечном счете родители решили взять с собой одну Сьюзен, считавшуюся в семье красавицей и умницей (хотя последнее отнюдь не подтверждалось ее довольно скромными успехами в школе). Мама сказала, что Сьюзен поездка принесет куда больше пользы, чем младшим. Эдмунд с Люси старались не злиться на сестру, но каникулы уже заранее казались им безнадежно загубленными, и это повергало в уныние.

— Тебе что, — вздыхая, говорил сестренке Эдмунд, — у тебя будет хотя бы своя комната. А мне каково? Жить в одной спальне с этим нудным задавакой Юстейсом!

Эта история началась однажды поутру, когда брат с сестренкой улучили свободную минутку, чтоб поболтать друг с другом без посторонних. И как всегда, когда они оставались наедине, разговор у них зашел о Нарнии. Так называлась их заветная, тайная страна. Наверное, такая страна есть почти у каждого, да только у большинства она воображаемая, а вот у ребят Певенси, которым в этом отношении повезло несравненно больше, страна была самая настоящая. Они побывали там уже дважды, и не понарошку, не во сне, а совершенно взаправду. И попадали туда, разумеется, с помощью волшебства, ведь иначе в Нарнии не окажешься. А поскольку им было обещано (ну, во всяком случае, почти обещано), что они попадут туда снова, их разговоры в основном и сводились к тому, как это будет здорово.

Сидя на кровати в спальне Люси, они разглядывали висевшую на стене напротив картину, — единственную в доме, которая им нравилась. И которая совершенно не нравилась тетушке Альберте, почему и оказалась в дальней комнатушке на втором этаже. Хозяйка, наверное, выбросила бы ее вовсе, но ее останавливало то, что это был свадебный подарок, — кто его подарил, давным-давно забылось.